Мы просидели около часа. Решив все рабочие проблемы, говорили об общих знакомых, о том, что произошло с каждым из нас за это время. Но в самый неподходящий момент, когда казалось, что про тебя забыли все и не будут донимать всякими идиотскими вопросами, когда мы просто наслаждались беседой и ненавязчивой музыкой, зазвонил телефон.
— Привет! Ты чего меня искала? — Это был Валера Килеев.
— Номер отдать хотела. У меня еще твои фотографии лежат. Тоже надо бы отдать, а то еще потеряю.
— Ты сейчас где?
— В кофейне на Лесной.
— И что там происходит?
— Ничего не происходит. Просто кофе пью, в окно смотрю. Имею я на это право, в конце концов?
— Да, конечно.
— Я тебе вечером позвоню, договоримся, когда и где я тебе текст перекину. В крайнем случае на вахте оставлю.
— Хорошо.
— Пока.
— Пока.
Ганс с интересом прислушивался к нашей беседе.
— Кто-то из «великих»?
— Килеев.
— С ума сойти. Как ты разговариваешь с заслуженным артистом?
— Так, как он этого заслуживает.
— Да, девушка, у тебя, я смотрю, не забалуешь. — Он улыбнулся, потом посерьезнел, посмотрел на часы. — Извини, мне пора.
— Да, конечно.
— Надо бы как-нибудь встретиться просто так, безо всяких дел. Ведь сколько лет не виделись!
— Я не против, но работы выше крыши. Иногда даже ночью не сплю. Веришь?
— Это бывает.
— Ты не меняешься. Спасибо за то, что показала эту кофейню. Стильное место. Буду знать. Ну, до встречи.
— Пока.
Как-то все было неправдоподобно. Нашелся человек, который согласен поддержать этот проект почти не глядя. А может, так и должно быть? После «черной» полосы обязательно должно повезти. Хоть в чем-то. Сказать Морозову или подождать, когда все окончательно прояснится? Подожду. В конце концов, за два дня ничего кардинально не изменится. А пока надо что-то решать с юбилеем газеты. Завтра заеду в редакцию, чтобы, помимо текущих дел, обсудить с ребятами какие-то моменты грядущего сумасшествия.
Я поехала пораньше домой, чтобы решить наконец какие-то свои проблемы, на которые все не хватало ни сил, ни времени. Дома я была около девяти. Что-то было не так, но что — я поняла не сразу. Я настолько привыкла к вещам Морозова в своей квартире, что не обратила на этот раз на них внимания.
— Привет! Я сейчас. Подожди минутку, — донеслось из кухни, — последние приготовления.
— Привет! У тебя же сегодня вечером должна быть какая-то работа.
— Все нормально. Давай ужинать. У меня все готово.
— Давай.
— Что-то случилось? У тебя уставший вид.
— Все нормально. Обычная ежедневная мелочевка.
Как оказалось, Морозов успел купить продукты и приготовить ужин. Сейчас мы сидели на кухне, глядя друг другу в глаза, а я почему-то вспомнила нашу первую встречу, когда мы с Юлькой ходили в театр, а потом зашли в ресторан, где все решилось с первого взгляда.
— О чем задумалась?
— О нас. — Как ни странно, этот вопрос на этот раз не вызвал бури эмоций.
— Ты на удивление спокойная сегодня.
— А что, тебя это уже настораживает?
— Просто я давно тебя не видел такой. Я сейчас вспомнил нашу первую встречу в ресторане, когда ты была с подругой.
— Я тоже об этом подумала.
— Невероятно.
Было легко и спокойно. Морозов, как никто другой, умел разряжать ситуацию. Он чувствовал, когда надо промолчать, когда что-то сказать или сделать. Он безошибочно предугадывал мою реакцию на те или иные слова или поступки. И каждый раз я не переставала этому удивляться. Морозов вообще казался мне человеком-загадкой. И не потому, что Морозов был неискренним или не до конца открывался передо мной. Вот он, весь как на ладони. Но в то же время сам по себе. Как кот. Никогда не знаешь, что у него на уме. Вроде мурчит у тебя на коленях, но что у него в голове — кто знает? Наверное, поэтому они и спелись с моим Рыжим.
Два дня прошли в томительном ожидании ответа от Ганса. Вроде бы я давно для себя решила: когда ждешь ответ, от которого зависит твоя дальнейшая жизнь, как бы пафосно это ни звучало, не надо на этом зацикливаться. О том, что кто-то где-то решает, как поступить с тобой, твоим текстом, твоим проектом, надо забыть. Просто отстраниться и плыть по течению. Тогда результат воспринимается иначе, а в случае провала не так больно. Когда постоянно думаешь об этом, считая дни, и непрерывно ждешь, когда наступит «час X», все воспринимаешь более обостренно, а если следует отказ, ненавидишь людей. Не конкретного человека, а всех людей. Как популяцию.
Так что, отдав Гансу сценарий, я предпочла заниматься своими делами, решив: будь что будет. Но где-то в подкорке засел занозой вопрос: что дальше? Что ответит Ганс? Думать о плохом не хотелось, а на хорошее я особо не надеялась. Наверное, интуитивно боялась разочароваться. Такое вот раздвоение личности.