Между строк

В небольшом зальчике почти не было народа, занято всего три столика. Таперы что-то вяло играли на фоно и на гитаре. И тут же воспрянули, увидев нашу шумную компанию. Мы оккупировали два столика, сдвинув их рядом, поскольку компания собралась немаленькая — человек восемь. Ребята заказали еще что-то выпить и закусить, но я понимала, что мне на сегодня уже хватит, и решила заказать только кофе. За соседним столиком сидела парочка, они о чем-то мило беседовали. Парень оказался немцем. Услышав знакомую немецкую речь, я почему-то обратилась к нему:

— О, ja, ja. Volksvagen, Stangenzirkul! — Видимо, сказалась усталость.

Парень вздрогнул и как-то испуганно кивнул. Потом мы перешли на нормальную немецкую речь. Наша компания, очевидно, подогретая спиртным, решила тоже попытать себя в немецком. Но дальше, чем Das ist Fantastisch [4], дело не пошло.

Кто-то в разгар веселья ляпнул: «Hände hoch!» [5], очевидно, вспомнив какой-то фильм о войне. Немец испугался еще больше, вжавшись в стул, и не знал, чего ожидать дальше. Спутница, оказавшаяся нашей соотечественницей, как могла, успокаивала его. Тогда таперы решили взять ситуацию в свои руки. Зазвучала песня из «Семнадцати мгновений весны», которую наша компания дружно подхватила. Немец с опаской и удивлением поглядывал в нашу сторону. Он, наверное, впервые увидел, как отдыхают русские. И уж тем более, сравнивая с остальными, не мог понять, почему мне так весело от чашки кофе.

— Keizer Vilgelm! — Кто-то предложил испуганному немцу чокнуться. Он, видимо, на всякий случай согласился и посмотрел на меня.

— Für Keizer Vilgelm! [6]— уточнила я. И веселье продолжилось.

Летнее затишье радовало и одновременно настораживало. Привыкнув бегать, как раненая рысь, я чувствовала себя немного неуютно, существуя в расслабленном режиме. Словно чего-то не хватало. Домой я приходила не позже девяти, не было насыщенного графика встреч, появилось время на то, чтобы заняться какими-то давным-давно отложенными делами. В общем, странно и непривычно.

Рыжий август посылал прощальный привет, оставив напоследок немного тепла и солнца. Неделя-другая — и лето кончится. Начнется новый сезон. А значит, снова закрутит-завертит водоворот информации, встреч, презентаций. Не умею отдыхать. А может, просто разучилась. По-настоящему отдохнуть в последнее время как-то не получалось. Что за профессия? Найдут где угодно и когда угодно. Но я же сама ее выбрала! А может, она меня?..

Было неспокойно и неуютно. Как от крошек в постели, как от стрелки на колготках, которую заметила уже по дороге: видишь, но сделать ничего не можешь; как от некстати облупившегося лака или сломавшегося ногтя, как… При том что в мозгах сидела одна установка: «Успеть!» — непонятно, куда уходили силы и время. И непонятно, куда я бежала: прямо? По спирали? По кругу? Я привыкла покорять новую, недостижимую ранее высоту. Но удержаться было все труднее. Не было спокойствия и уверенности в том, что, если остановлюсь, все это не рухнет. Надо было постоянно доказывать, что ты не лыком шита, что можешь и то, и это. Прежде всего себе.

Именно в тот момент, когда никого не хотелось ни видеть, ни слышать, когда хотелось побыть одной, наедине с собой, заверещал телефон. Позвонила знакомая. Даже не знакомая — виделись на каких-то светских мероприятиях. Но, как правило, разговор не клеился уже после: «Привет! Как дела, что нового?» Просто мы были очень разные. Я добивалась всего сама, а Наташка получала. От других. Она, по большому счету, сидела на шее у родителей и не очень-то торопилась зарабатывать сама. Она не унижалась ездить на метро — всегда ловила машину. Пользовалась косметикой «Буржуа» и курила отнюдь не самые дешевые сигареты. При этом постоянно ныла, что нормального места работы не найти, везде платят копейки, а редакторы — сплошные идиоты, только занимающие место, и непонятно, в чем заключаются их обязанности. Причем идиотами у нее были все, о ком бы ни заходила речь. Практически о любом нашем общем знакомом она говорила: «Я не понимаю, как можно быть таким тупым? Как вообще так можно жить?» И ее абсолютно не смущало, что «идиоты» — совершенно нормально и адекватно общаются между собой, но ее в свою компанию брать почему-то не очень хотят, более того — сторонятся. Стоило лишь сказать: «Мне вчера Наташка звонила», как собеседник тут же искренне начинал тебя жалеть. Общаться с ней было необычайно трудно даже мне, человеку в общем-то терпимому к закидонам других. Но и моего терпения и понимания иногда не хватало.

Именно это потребительское отношение к жизни — мне все должны! — в ней раздражало. На этот раз Наташка вылила на мою голову дикое количество совершенно ненужной информации. Под конец разговора она опять стала что-то канючить о своей неразделенной любви к одному одиозному телеведущему, известному столичному плейбою. При этом не давала вставить ни слова, так что «свернуть» разговор сразу не получилось.

— Что мне делать?

— Не знаю. Я тебе еще раз повторяю: я в этих вопросах не советчик. И потом, учись уже свои проблемы решать сама. Пригодится.