Вот так. Значит, ржавый выворотень отнюдь не сдуру перепаскудил Белоконю-Вайсу попытку выкопать из твоих лейтенантских мозгов точное место потери блестяшек. То есть перепаскуживал-то он другое: мешал тебе вспомнить привидевшегося волка. Мешал своему безглазому герру доктору догадаться, что его, герра-то безглазого, нагло обокрал собственный же прикормленный-прирученный нелюдь…
А нелюдь скосился через плечо, протянул усмешливо, даже словно бы дружелюбно:
– Не жалей о силе Двоедушного. Она не для тебя.
– Ну да – она, конечно же, для тебя одного!
Вслух Мечников это выбуркнул, или только подумал – да есть ли разница при подобном-то собеседнике? Впрочем, именно такое, которое и не в уме, и не вслух, а где-то между – такое, возможно, ржавому расслышать и не дано… Или ему, ржавому, твои лейтенантские реплики надобны, как стрекозе парашют? Вот это к правде ближе. Человек… то есть НЕчеловек хочет удачей насмаковаться, ему выговориться нужно, а чё там вякает подаренный судьбой слушатель… А, кстати, чё вякает сам нечеловек?
– …а хоть и на своего бывшего друга. Был человек – умный, даровитейший; и хотел-то добра… Бескорыстно, для всего мира, для обоих Берегов… А чем стал? Молчишь?
Эге, а ржавый-то не вякает – он учит! Даже так бы уместней сказать: преподает! Товарищи студенты, тема сегодняшней лекции – тлетворное влияние процесса приобщения к элементам божественной силы на моральные качества человека… ага, еще даже и на анатомическое строение особи. ЗдОрово. А ты, лейтенант, за последние дни совсем уже было привык считать психом себя родимого…
Интересно, допускает ли материалистическая советская наука возможность передачи сумасшествия от человека выворотню путём телепатического общения? Раз уж твердо стои́т на позициях материализма, то, похоже, обязательно должна допускать. Ишь ведь, как рьяно вещает ржавый! Это он, что ли, про Белоконя еще?
– …с головой увяз в божеские дела. Так увяз, что перестал быть и собой, и вообще человеком… А богом не стать, сколько бы силы ни выменял у хозяев на верную бездумную службу. Не вообрази, что сила богов настолько сильна. Было б так – богам не потребовалось бы сотворять себе в подмогу людей. Не приходилось бы вечно вколачивать в людское сознание, будто человек перед богом – тьху!.. и будто всякое несовершенство божеских сотворений – это нарочно, людям же для пользы… или в наказание… Не приходилось бы раз за разом припугивать человечество… А людям – хоть на этом Берегу, хоть на том – не приходилось бы вечно расхлёбывать ошибки богов…
А ведь ржавый лектор начинает спешить. Говорит всё торопливей, всё чаще взглядывает опасливо на восток, где небесную черноту уже пометила предрассветная зелень… Взглядывай, хищник, взглядывай куды хошь – лишь бы не на лейтенанта Мечникова. Лейтенант внимательно рассматривает твою дырявленую когда-то спину, лейтенант усердно тебя слушает, и помалкивает, и думает сущую какую-то ерунду… А что лейтенантские пальцы уже нащупали ремень выроненного в траву автомата да осторожно подтягивают оружие – то не твоя забота. Ты, дружок, еще с минутку поразглагольствуй, а там…
Ржавый обернулся? Заметил?! Нет, отворачивается, опять краснобайствует… Все, все получится – главное только не думать…
– …просто желают своего и добиваются желаний по-своему, – нелюдь снова чиркнул опасливым взглядом светлеющую полоску над зубчатым гребнем дальнего леса. – Они сами НЕ ЛЮДИ, и сила их НЕЛЮДСКАЯ. Без божеской помощи с божеской силой человеку не совладать, понимаешь? А вот ей с человеком… С любым – даже с тем, который помнит прошлые жизни. Двоедушное ведь только на сбережение её тебе… Не в подарок же… Оно-то знало: чужая сила тебе не нужна, у тебя и своя не слабая. Только ты пользоваться ею не хочешь. Попробуй добиться своего по-своему… Пойми, чего хочется врагу, а главное – чего ему не хочется. Пойми, и…
Он вдруг осекся, как-то напрягся весь, будто почуял у себя над затылком смертный замах. Успевший уже взяться за шейку приклада Мечников облился холодным потом: учуял?..
В отчаянной попытке отвлечь Волка от своего с этаким запозданьем проснувшегося интереса к оружию, Михаил сам заговорил, торопливо и громко, совершенно не думая, что именно выталкивают его обесформевшие от комариных укусов губы:
– Да не уговаривай, я и сам понял: грош цена блестяшкам! Если ты даже с ними так боишься этого моего… твоего… недобога этого… Только он-то чего так их хочет? Он что – глупый? Глупей тебя?
Волк медленно разворачивался, всё глубже втягивая голову в плечи.
– Долговато я… Не хватило… Кончается… – голос нелюдя как-то одряблел, глаза вытускнели… – Что ты?.. А, нет. Не глупее. Но ЕМУ же не для себя…
Да, неладно с ржавым, очень неладно. Будто надломилось в нем что-то. Ну и кстати!
– Вот тебе и "я всех сильней"! – Мечников рывком вскинул автомат (неловковато вышло, чуть сам себя на спину не уронил); и от этой своей неловкости вконец озлился:
– Боишься ЕГО, а? Бои-ишься! И правильно! Вот как поймет, в чьих мозгах на самом-то деле нужно… это… про блестяшки искать…
– Не успеет, – сказал нелюдь.