— Hey, ragazzo[48], если ты лучше меня знаешь, что тебе нужно, зачем позвал? — голос Оливьеро звучал спокойно и размеренно.
— Фрателло, я готов высказываться по всем вопросам политики, начиная с Украины и заканчивая Киотским протоколом, но не желаю смешивать политику с бизнесом. Какие fucking[49] маски политиков? Пусть Хакамада с Лимоновым борются с режимом, а мне неинтересно.
— Послушай, tovarishch, я расскажу тебе историю. Когда Пикассо спросили, почему он запросил неимоверно много денег за простой рисунок на салфетке, на который потратил пару минут, он ответил: пару минут и всю жизнь.
— Пикассо — гений, а у тебя климакс, фрателло. Имей мужество принять это.
— Pezzo di merda[50], - голос Оливьеро стал резче, — заплати за контракт, и расстанемся по-хорошему.
— За что? Нет работы — нет гонорара! К тому же мы тебе такой пиар устроили. Теперь тебя каждая собака здесь знает. Как по-итальянски импотент? — Ярдов повернулся ко мне.
— Impotente? — пожал я плечами.
— Oliviero, sei impotente.
Почетный лесбиян
Однополая любовь, пусть и в карнавальных масках, не давала мне покоя. Я интуитивно понимал, что голубая тема непременно выстрелит в рекламе. Но как это связать с продажами? Ярдов, «ужаленный» тосканиевским «МИРом», наотрез отказывался воспринимать любую политически ангажированную идею.
— Слышь, ты, либерал парниковый, хватит нам острой политики! Нужны продажи, тупые продажи! — Ярдов чуть ли не каждое утро вбегал ко мне в комнату и орал в ухо.
Идея, как это часто случается, явилась, когда о ней меньше всего думаешь. Сидя как-то в «Якитории» и лениво ковыряясь в унаги-маки, я наблюдал, как за соседним столом дама бальзаковской свежести громко сплетничала с дамой бальзаковских форм.
— Кать, я не буду обобщать за всех, но во время покупок я оргазм испытываю чаще, чем когда на мне пыхтит Станислав Петрович.
— Кто пыхтит, Ленусик?
— Ну, мой благоверный.
— А я вот вчера в ЦУМе примеряла лодочки от Сони Рахель и такое испытала, такое — аж мурашки по телу промчались табуном от копчика до ушей. Я вознеслась на небеса и представила, как нежусь в ванне с шампанским, а вот здесь, — дама бальзаковских форм провела рукой по животу, — пузырьки полопались от блаженства.
Я смутно догадывался, что женщине радость покупки заменяет наслаждение от секса. Но чтобы доводила до оргазма? Я позвонил знакомой стилистке, она сладким похрюкиванием подтвердила, шопинг — это оргазм. И после небольшой паузы добавила:
— Дорогой, знаешь, где у нас находится точка G? В конце слова shopping. Мы, девушки, не интересуемся тряпками, только если эти тряпки — мужчины.
Значит так, завелся я после этого, завязываем с имиджевой рекламой и проводим лотерею, где разыгрываем пять поездок, допустим, в Париж и в придачу пять тысяч евро на шопинг. А лучше в Милан. Там прямо у трапа самолета счастливых победительниц встречают красавцы-шоперы и везут в Armani hotel. А потом сопровождают их по Via Montenapoleone, пока не потратят последний евроцент.
Ярдову идея понравилась.
— Удвой только призовой фонд. Пусть будет десять победителей по десять тысяч евро.
«Какое же это удвоение, когда учетверение?» — сосчитал я в уме, но не стал поправлять Ярдова: больше призов — больше рекламного шума.
— И надо разыграть еще суперприз — Ferrari, например. Пока длится акция, установим красную красавицу на Красной площади перед Мавзолеем. — Ярдов принял позу боксера и ударил меня в живот. Не сильно, больше изображая удар. Это было знаком высочайшего одобрения.
C Ferrari, увы, не вышло. Официально он не продавался в России, а везти его из Италии было накладно. На одной растаможке бы погорели. Ограничились «Мерседесом» класса SLK, но не одним, а сразу тремя. Договорились с московском представительством Mercedes-Benz RUS, что взамен «Мерседесов» они получат ТВ-рекламу на сумму, в разы превышающую стоимость трех «Мерседесов». «Как такое возможно?» — удивились немцы. А все просто. За небольшую мзду теленачальники закроют глаза на присутствие второго бренда в рекламе.
Снимать ролик решили в Белоруссии. Обсуждался, разумеется, вариант съемок в Милане, но предложенные рекламными агентствами сметы были бессовестно завышенными, составляя чуть ли не треть рекламного бюджета.
— Пусть Тарико разводят. Сколько заплатил Рустам за рекламу «Русского стандарта», снятую на Сардинии? — Ярдов подбросил вверх подушечку жевательной резинки и попытался поймать ее ртом. Поймал со второй попытки.
— Тысяч триста евро, ходят слухи.
— А нам во сколько обойдется ролик в Белоруссии?
— Уложимся, надеюсь, тысяч в двадцать пять долларов.
— Снимай в Минске. Там и телки охуеннее. — Скатав жвачку в шарик, Ярдов швырнул ее в мусорное ведро. Попал. Довольный, встал из-за стола, давая понять, что обсуждение закончилось.
Выйдя от Ярдова, я позвонил в Минск Владимиру Янковскому, с которым за пару лет сняли дюжину пельменных и пивных роликов. Он приходился племянником Олегу Янковскому. Я спросил его, сможет ли он построить улицу, один в один как в Милане.