Между двух стульев (Редакция 2001 года)

– Забавно, – скорее себе, чем Петропавлу, сказал Бон Жуан. – По-Вашему получается, строить предположения можно только по поводу того, что есть? Но если это и так уже есть – какой же смысл строить предположения?.. Мои ботфорты, – он наклонил голову и проверил, – украшены шпорами. Шпоры – есть. Я знаю, что они – есть, и потому лишен возможности строить предположения на сей счет. Чтобы строить предположения, я должен считать шпоры несуществующими.

– Но они существуют, – безжалостно сказал Петропавел.

В ответ на это Бон Жуан с силой оторвал шпоры и, вышвырнув их в окно, уставился на собеседника долгим дидактическим взглядом.

– Теперь мои ботфорты не украшены шпорами… Из-за Вас, между прочим! – Бон Жуан вздохнул, с огорчением разглядывая изуродованные ботфорты. – Стало быть, шпор нет – именно с этого момента я и имею право начинать строить предположения о том, что могло бы быть на освободившемся месте. Скушали? – и он победоносно улыбнулся.

Петропавел посмотрел на Бон Жуана как на идиота.

– Впрочем, я прибегнул к крайней мере, – признался Бон Жуан. – В разговоре с нормальными – я подчеркиваю, нормальными! – людьми достаточно бывает предварительно договориться: допустим, нет того, что есть. И нормальные люди, как правило, соглашаются не принимать существующее положение вещей как окончательное и единственно возможное… Скажем, у Вас нет головы, которая есть. Вот тут-то и начинается: если нет головы, то что есть? Значит, я мысленно отрываю Вам голову и ставлю на ее место… ну, чайник. Я ведь не мог бы поставить чайник на место головы, не оторвав головы, – в противном случае получится, что я просто поставил чайник Вам на голову, а это совсем другое. Понятно?

Петропавел пожал ничего не понявшими плечами.

– Голову Вам что ли оторвать для наглядности? – и Бон Жуан задумался. – Вам ведь вынь да положь – голову на блюде!..

Однако вместо этого он вынул из вазы на столике два цветка, украсил ими ботфорты и сказал:

– Теперь мои ботфорты украшены цветами. Цветы заняли то самое место, откуда исчезли шпоры, и я опять лишен возможности строить предположения. Я могу только констатировать: эти цветы – есть. Я констатирую – и мне скучно… Мне больше нравится «нет», чем «есть». Потому что всякое «нет» означает «уже нет» или «еще нет» – прошлое и будущее. У «нет» – история, а у «есть» истории не бывает… Бон Жуан помолчал и резюмировал: – Самое интересное в мире – это то, чего нет. Но Вас, кажется, больше интересует то, что есть. Досадно.

– Вы просто играете словами, – равнодушно уличил его Петропавел.

Бон Жуан усмехнулся:

– Милый мой, все мы просто играем словами! Но всем нам кажется, будто словами своими мы способны придавить к земле то, что существует вокруг нас. Мы уверенно говорим о чем-то: «Это имеет место быть!» А откуда у нас такая уверенность?

Петропавел решил, что этот вопрос не к нему.

– На самом же деле, – вздохнул Бон Жуан, – никто не вправе делать подобные заявления: ведь заявлениями этими мы отделяем действительное от возможного, в то время как действительное и возможное существуют бок о бок. Вам известно что-нибудь про возможные миры?

На всякий случай Петропавел смолчал. Бон Жуан усмехнулся:

– А между тем мир реальный – не более чем один из возможных миров… Но, даже если Вы очень постараетесь, Вам все-таки не удастся логическим путем вывести этот реальный мир из всех возможных.

– Чего же его выводить, когда он есть? – наконец включился в диалог Петропавел.

– Надо наконец разобраться с Вашим «есть» и с моим «есть». По-моему это далеко не одно и то же. Ваше «есть» – оно… оно незыблемое, как учебник всемирной истории.

– А Ваше? – дерзнул Петропавел.

– А мое… Видите ли, мое «есть» представляет собой только вынужденную передышку между двумя соседними «нет». Оно как бы извиняется за то, что в данный момент имеет место быть. Но охотно уступает это место по первому требованию. Вот так… – Тут Бон Жуан наклонился к ботфортам и вынул из них цветы. Подумал и приладил на ботфорты две рыбьи кости.

Петропавел покачал головой.

– Кроме того, мое «есть» способно и потесниться, – продолжил Бон Жуан. – А это значит, что шпоры, цветы и рыбьи кости могли бы сосуществовать на ботфортах Вашего покорного слуги. Просто я не люблю, когда украшений слишком много. Но охотно допускаю, что кто-нибудь другой…

– Простите, – ни с того ни с сего спросил вдруг Петропавел, – а с кем ускакала Шармен?

Прерванный на полуслове, Бон Жуан посмотрел на него с досадой:

– Это был Всадник-с-Двумя-Головами.

– Ах, вот что – с двумя головами… Странно.

– Нормально, – устало сказал Бон Жуан. – Если где-то есть и скачет Всадник без головы – надеюсь, Вы Майн Рида читали? – то совершенно естественно, что у одного из оставшихся в мире всадников будет две головы.

Тут Бон Жуан очень пристально посмотрел на Петропавла и сморозил:

– У меня такое впечатление, что Вы женщина.

– Приехали, – вздохнул Петропавел.