Между двух миров

Служитель ставил картину на высокий мольберт; аукционер называл ее номер по каталогу и прибавлял несколько слов; он говорил в чисто английском духе, сдержанно, без цирковых зазываний, без эпитетов, сошедших с киноленты. На нашем маленьком, тесном острове мы, мол, поступаем по-своему и не терпим бессмысленной болтовни. Дайте нам факты: имя художника, его национальность и даты, да еще, пожалуй, сообщите, из какой коллекции взята картина; мы знаем, с кем имеем дело, и если хотим приобрести вещь, то наклоняем голову на четверть дюйма — ровно настолько, чтобы нас понял аукционер и не понял сидящий рядом субъект, так как не его это дело, желаем мы купить или нет.

Но торговцы, конечно, ведут себя иначе. Они явились, чтобы заработать; это, как всем известно, вульгарные люди, сплетники и шептуны; им хочется знать, какая будущность ждет вещи Детаза, и они жадно ищут каких-нибудь указаний и стараются выяснить, кто еще участвует в торгах и кого он представляет. Они словно играют в какую-то игру, каждый против всех остальных, они бросаются то туда, то сюда, как стадо встревоженных животных — не физически, конечно, а эмоционально, — в своих суждениях о том, будет или не будет расти в цене та или иная вещь. Они пускаются на тысячи маленьких хитростей; у каждого есть свой «фаворит», он ставит на него и стремится его продвинуть. Разумеется, торговец не может сделать этого сам; надо убедить и других, что его фаворит — художник с будущим; надо, чтобы его имя попало в газеты, чтобы богатые клиенты считали его восходящей звездой, которая не скоро померкнет. Покупка картин — одна из самых азартных лотерей, какие знает наша цивилизация.

Золтан Кертежи проделал великолепную предварительную работу. Кто-то предложил для начала двадцать гиней, и затем последовало бурное восхождение: американская актриса, питсбургский фабрикант зеркального стекла, заправила немецкого химического концерна наперебой набавляли цену. Дошли до пятисот семидесяти пяти гиней — колоссальная цена за маленькую картину, первое из творений художника, пущенное на торги. Развязка тоже поразила всех своей неожиданностью; в последнюю минуту выступил никому неизвестный человек, сказавший: пятьсот восемьдесят; остальные молчали. Это был спокойный и решительный старый джентльмен, с аккуратно подстриженной седой бородкой, в золотом пенсне; он назвался Джоном Смитом — имя, надо думать, вымышленное. Отсчитав пачку свежих хрустящих банкнот, он получил квитанцию и, взяв картину подмышку, вышел и уселся в такси. Картину только и видели. Она словно в воду канула, больше никто о ней никогда не слыхал.

Эта сенсационная продажа имела и другие последствия. Немецкий капиталист решил, что ему нужен Детаз и что он заплатит столько, сколько предложил на аукционе — пятьсот шестьдесят гиней, — если Кертежи найдет ему картину такого же достоинства, как «Море и скалы». Гарри Мерчисон отозвал Ланни в сторону и под величайшим секретом поведал ему о своем жеЛанни, чтобы жена его, когда вернется на родину, уже застала такой морской вид у себя дома. Он заплатит ту сумму, до которой дошел на аукционе, — пятьсот пятьдесят гиней — и доверит Ланни выбор картины. Ланни стеснялся брать такие деньги со знакомого, но Гарри сказал, что это вздор, картины предназначены для продажи — не так ли? И ведь он не разводил бы церемоний, если бы Ланни вздумалось купить у него партию зеркального стекла.

Ланни написал матери об удачном исходе аукциона; но еще до получения его письма она телеграфировала ему, что какой-то незнакомец явился в Бьенвеню и попросил показать ему образцы работы Марселя; увидев их, он предложил купить все оптом — двести семьдесят картин за два миллиона франков. Деньги он тотчас же переведет по телеграфу в Канны, в банк, на имя Быоти. Ланни встревожился: ведь Бьюти могла поддаться соблазну. Он послал ей выразительную телеграмму: «Ради бога, не продавай, выручим во много раз больше. Отвечай немедленно».

Это было сделано по совету Золтана Кертежи. Бьюти ответила по телеграфу, что сделает, как ей велено — хотя соблазн был очень велик! Через несколько часов она сообщила новой телеграммой, что таинственный посетитель предлагает триста тысяч франков за право отобрать двенадцать ландшафтов и морских видов. Кертежи сказал, что это уже лучше, и посоветовал принять предложение. — по видимому, какой-то торговец картинами почуял выгодное дело. Ну что ж, он будет рекламировать Детаза и создаст ему имя. Он будет работать на нас, и за это стоит ему заплатить.

И Ланни протелеграфировал: «Прими предложение, но оговори письменно, что картины военного времени исключаются». В то же время он телеграфно попросил Джерри Пендлтона немедленно отправиться в Бьенвеню и проследить за переговорами. Как человек боевой, Джерри не будет слишком деликатничать и не постесняется проверить, какие именно картины уносит с собой таинственный незнакомец.

V