Между двух миров

Так шел день за днем, но про себя Ланни твердо решил, что этот образ жизни надо прекратить. Тут ему поможет беременность Ирмы. А затем он постарается, чтобы она сама кормила ребенка, как Бьюти кормила Марселину. Так. Ну, а дальше? Не может же она рожать детей до бесконечности, даже из уважения к президенту компании Бэдд! Неужели ее опять потянет к %той сумасшедшей ресторанной жизни, как тянет бабочку на свечу? Он видел, насколько ей это нравилось, какое удовольствие доставляли ей лучи прожектора и то, что головы тотчас поворачивались к ней, стоило ей войти в вестибюль отеля или театрального фойе. Ей также нравилось давать интервью, и он видел, что ее увлекает идея «иметь идеи»; она даже спрашивала мужа: — Как ты думаешь, сказать мне, что, по-моему, люди придают слишком большое значение деньгам? — Он советовал ей пойти дальше и сказать, что люди пьют слишком много, она же лично заказывает себе только минеральную воду. Она последовала его совету и простодушно назвала воду определенной фирмы, а затем дядя Хорэс, смеясь, сообщил ей, что владельцы фирмы готовы заплатить ей несколько тысяч долларов за разрешение напечатать этот отзыв в своей рекламе. Поистине, забавный мир!

IV

Ланни Бэдд, решив заслужить репутацию хорошего и достойного супруга, которым были бы довольны и Бэдды, и Барнсы, и Вандрингэмы, тщательно взвешивал свои слова и поступки. Но он был вынужден жить у всех на виду, словно озаренный лучами прожектора, и, невзирая на все старания, он все же привлек к себе внимание публики. Однажды, когда молодой супруг сопровождал Ирму в один из ее любимых ночных ресторанов, из-за столика вскочил какой-то человек и направился к ним, называя по имени сначала Ланни, а затем и Ирму. Сперва Ланни не узнал его, но потом сообразил, что это Дик Окснард, великосветский портретист, у которого он когда-то бывал на Ривьере. С тех пор прошло всего шесть лет, но Дик изменился до неузнаваемости; белокурый красавец-великан уже не был ни молодым, ни похожим на молодого: это был человек средних лет, в достаточной мере потасканный; кудрявые волосы его поредели, лицо было отечное, — видимо, он сильно пил.

Однако этот отпрыск одного из старейших нью-йоркских родов еще сохранил прежнюю обаятельность, беспечный смех и барские манеры. Все любили его за то, что он был столь щедр и добр. — Так, так, Ирма! — воскликнул он. — Значит, это и есть счастливец! — Он схватил ее за руку, — видимо, он знал ее давно, может быть, с детства. Другой рукой он взял за руку Ланни. — А вы, юный любимец фортуны, вы взяли главный приз! Переходите-ка к моему столу и познакомьтесь с моими друзьями.

Сцена эта происходила на глазах у всех; на всю их группу с художником и Ирмой был наведен луч прожектора. Ланни мог бы отказаться и заявить: «Извините меня, но мы сами пригласили сюда гостей». Однако они никого не пригласили, а Ирма, казалось, была готова последовать за своим приятелем, трезв он или пьян. Они с Ланни подошли к столу, на котором не было недостатка в спиртном, хотя оно, ради приличия, и наливалось в чашки из чайника. За столом сидели три молодых особы изысканного вида и элегантно одетые, что, впрочем, еще решительно ничего не доказывало. Неужели этот беспутный художник собирался познакомить Ирму со своими проститутками? Назови он их просто, с присущей ему небрежностью, «Мэри», или «Джейн», или в этом роде, Ланни бы просто увел жену.

Однако у всех трех оказались вполне приличные фамилии. Рядом с хозяином стояло свободное кресло, но когда Ирма хотела опуститься в него, он воскликнул — Нет, нет, не сюда. Герти намочила здесь, проклятая девка!

На таком жаргоне было принято изъясняться в этой пьянствующей компании. Ланни вспыхнул; но Ирма, видимо, привыкла к выходкам молодых людей, когда они были «здорово на взводе»; она рассмеялась вместе с другими, а официант торопливо подхватил кресло и заменил его другим.

— Отчего вы не заехали ко мне в студию? — спросил художник Ланни.

— А у вас есть студия в Нью-Йорке?

— Вот это называется интересоваться друзьями! Скажите ему, Ирма, есть у меня студия в Нью-Йорке или нет?

— Конечно, есть, Дик, и еще какая замечательная!

— Я расписал несколько таких ширм, что у вас глаза на лоб полезут.

— Мы приедем к вам, — сказал Ланни, — как только выставка Детаза закроется.

— Я давно собирался заглянуть на нее. Но в этом проклятом городе так много того, что называют искусством. Ирма, вы не слышали о новой ванной комнате, которую я расписал для Бэтти Барбекью?

— Нет, расскажите!

— Я сделал ей самую шикарную ванну, какую только можно себе представить! Кажется, что сидишь в гроте на дне морском, а стены этого грота как бы состоят из драгоценной эмали, всё сплошь бирюза и нильская зелень. С полу поднимаются блестящие морские анемоны, а по стенам плавают и ползают пунцовые морские звезды и покрытые иглами всякие пакостные морские твари, ей богу, а когда включишь невидимые лампочки, прямо дух захватывает!

— Я, конечно, очень хочу посмотреть, если она пустит меня.