Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Характерно, что идеи сборника «Смена вех», вышедшего в 1921 г. в Праге, сразу получили широкий резонанс в российском рассеянии. По воспоминаниям контр-адмирала С. Н. Тимирева, «развитию подобных мыслей, определенно ведущих к «сменовеховству», в высшей степени способствуют тяготы эмигрантской жизни, естественная тоска по Родине и наглая и лживая, хотя подчас и сладко звучащая, большевистская пропаганда «советского рая», ведомая их агентами за границей»[15]. Оценивая основные идеи сборника «Смена вех», М. П. Арцыбашев писал, что сменовеховцы, «формально оставаясь в антибольшевистском лагере, творят то же гнусное дело, перенося вопрос о примирении с большевиками с переоценки деятельности большевиков на переоценку отношения к ним»[16]. «Сменовеховцы старались оправдать большевиков. В этом была их грубая ошибка»[17], – считал он. И в целом в белом стане преобладало резко негативное отношение к сменовеховству. Ф. Степун писал, что это течение было формой «контрреволюционного сознания», которая зарождалась как «ложная и лживая» и «представляла собою уже довольно отчетливую концепцию лакейски-конъюнктурного сменовеховства, естественно скомпрометированного перед лицом первопризывной эмиграции, как бы самый нерв контрреволюционного протеста против всякой «эмигрантщины»[18]. И во многом неслучайно то, что, например, на заседании парижской демократической группы партии народной свободы 14 ноября 1921 г. П. Н. Милюков и его ближайшее окружение называли сменовеховцев «необольшевиками» и «коммунистической агентурой»[19].

А вот что писал об одном из идеологов «Смены вех» – Ю. В. Ключникове – В. М. Чернов в эмигрантской «Воле России»: «Господин Ключников исходит из идеологии старых «Вех» и преисполнен к ней величайшего почтения. Когда вышли те «Вехи», я отметил, что в них – квинтэссенция глубокого идейного октябризма. И «сменовеховцы» те же самые настоящие октябристы – только не при самодержавии, а при комиссародержавии. «Октябристы»… Получается некоторая игра слов. Об «октябризме» я говорю здесь, конечно, не в смысле проникновения духом Октябрьской революции. Сущность старого «октябризма» заключалась в том, что он все «петушком, петушком», подобно складной душе – Петру Ивановичу Добчинскому – увивался за колесницей самодержавия. И его не допускали на облучок – разве на запятки… Ни о чем большем не могут мечтать и сменовеховцы»[20]. О раболепстве перед правителями и холопском происхождении сменовехизма говорится и в другой статье эмигрантского еженедельника «Воля России»: «Я не хочу их обижать, но они нашли какую-то новую правду, но ведь и раньше они без особых «волнений» переходили из органов русской интеллигенции в «Русскую Волю»[21], то есть в газету, основанную министром внутренних дел А. Д. Протопоповым. Во всех этих суждениях сквозит мысль о политической мимикрии идеологов нововеховства.

Характерно суждение М. П. Арцыбашева: «Открытое сменовеховство успеха не имеет. Слишком уж определенна его подоплека, слишком пахнет от него советскими червонцами. Но давно известно, что в деле разложения противника большевики не имеют себе равных. На смену наивно-прямолинейным сменовеховцам, типа «Накануне», они немедленно выдвинули иных агентов, гораздо более тонких и неуловимых»[22]. Подобное отношение к сменовеховству сказывалось даже тогда, когда помещение заметки в изданиях данного идейного течения было достаточно для того, чтобы получить репутацию большевистского агента в эмигрантской среде[23]. Однако тот же М. П. Арцыбашев высказывал определенные сомнения насчет «агентурной принадлежности» сменовеховцев: «Конечно, остается под большим вопросом, являются ли они прямыми агентами советской власти или только сами являют печальный пример путаницы понятий и неустойчивости принципов, вообще столь характерных для российской интеллигенции»[24].