Хозяин воспринял это всерьез, и завязался разговор о телесных наказаниях. Иногда сыновья получают по заднице, если уж совсем разбалуются, сказал Джордж. Не больно, а просто чтобы слушались. Мэри категорически высказалась против битья детей, а Теренс, решив произвести на меня впечатление тем, что может с ней не соглашаться, заявил: хорошая порка еще никому не мешала. Мэри засмеялась, а Джордж, который еще не привык к манерам вялого пижона, разлегшегося на его ковре, собрался в атаку. Он серьезно подготовился к приему и даже в продавленном кресле сидел навытяжку.
— Вас в детстве пороли? — спросил он, подливая нам виски.
— Да, — помешкав, ответил Теренс.
Я удивился, поскольку отец Теренса умер еще до рождения сына и его воспитала мать, с которой он жил в Вермонте.
— Матушка тебя лупила? — спросил я, не позволив ему выдумать отца-рукосуя.
— Да.
— И вы считаете, это не пошло но пред? Трудно поверить, — сказал Джордж.
— Никакого вреда, — сквозь притворный зевок ответил Теренс и, потянувшись, выставил свою розовую гвоздику. — Вот же он я.
Помолчав, Джордж спросил:
— И что, никогда не было проблем, скажем, в отношениях с женщинами?
— О да, были, — Теренс сел, — И наш английский друг это подтвердит.
Я не сдержал улыбку. Он намекал на мою вспышку в машине.
— Теренс обожает рассказывать забавные истории о своих постельных неудачах, — сообщил я.
Джордж подался вперед, стараясь завладеть вниманием гостя:
— Кто знает, может, это следствие того, что мать вас порола?
Не знаю, взбудоражился Теренс или психанул, но он затараторил как пулемет:
— Проблемы между мужчиной и женщиной были и будут, с чем так или иначе сталкивается каждый. Просто я откровеннее других. Пусть в детстве мамаша вас не секла, но значит ли это, что у вас не случалось обломов с женщинами? В смысле, где ваша жена?..
Вмешательство Мэри было точным, как нож хирурга:
— В детстве меня ударили всего раз, отец, и знаете почему? Мне было двенадцать. Семья сидела за ужином, и я всех известила, что у меня между ног идет кровь. Мазнула ее на палец и всем показала. Отец перегнулся через стол и отвесил мне пощечину. Потом выгнал из комнаты, обозвав грязнулей.
Джордж поднялся, чтобы принести льда, и пробормотал:
— Сущая нелепость.
Теренс растянулся на полу, уставив в потолок неподвижный взгляд покойника. Из детской донеслось пение, вернее, заунывное однотонное бубненье. Я сказал нечто вроде того, что в Англии подобный разговор между малознакомыми людьми вряд ли бы состоялся.
— По-твоему, это хорошо? — спросила Мэри.
— Британцы ничего друг другу не рассказывают, — вмешался Теренс.
— Выбор невелик: либо рассказывать все, либо ничего, — заметил я.
— Слышали моих мальчиков? — входя в комнату, спросил Джордж.
— Вроде было какое-то пение, — ответила Мэри.
Джордж раскладывал по стаканам лед и наливал виски.
— Это не песня, а молитва. Я научил их «Отче наш».
Разлегшийся на полу Теренс застонал, и Джордж резко обернулся.
— Я и не знал, что ты верующий, — сказал я.
— Ну, понимаешь… — Джордж плюхнулся в кресло.
Все помолчали, будто собираясь с силами для очередного раунда обрывочного спора.
Мэри сидела во втором кресле напротив хозяина. Теренс лежал между ними наподобие бордюра, а я, скрестив ноги по-турецки, устроился в ярде от его пяток. Джордж заговорил первым, обращаясь к Мэри через лежащего Теренса:
— Сам-то я не особо часто бывал в церкви… — Он сбился. (Наверное, слегка опьянел, подумал я.) — Но мне всегда хотелось, чтобы ребята, пока маленькие, взяли от веры как можно больше. Отказаться от нее они смогут и потом. По крайней мере, сейчас у них есть внятный набор ценностей, которые ничуть не хуже других, и полный комплект хороших диковинных и правдоподобных историй.
Все молчали, и Джордж продолжил:
— Им нравится мысль, что есть Бог. А также рай, ад, ангелы и дьявол. Они часто говорят об этих вещах, но я сам не знаю, что это для них. Наверное, что-то вроде Санта-Клауса, в которого они верят и не верят. Им нравится молиться, даже если они просят о какой-то немыслимой ерунде. Для них молитва своего рода… продолжение внутренней жизни. Они молятся о том, чего им хочется, и просят защиты от того, чего боятся. В церковь ходят каждую неделю — это единственное, в чем мы с Джин согласны.
Вся тирада была адресована Мэри, которая кивала, не спуская с Джорджа серьезного взгляда. Теренс закрыл глаза. Закончив, Джордж по очереди нас оглядел, ожидая возражений. Никто ничего не сказал.
— Вряд ли им повредит немного старой доброй веры, — опять завел Джордж.
— Не знаю, — ответила Мэри, глядя в пол, — В христианстве многое вызывает протест. Но поскольку вы человек не набожный, можно об этом поговорить.
— Валяйте, послушаю, — сказал Джордж.
Мэри заговорила раздумчиво:
— Ну, во-первых, Библия написана мужчинами и для мужчин, она представляет очень мужественного Бога, который и выглядит как мужчина, ибо создал человека по своему образу и подобию. Все это кажется мне весьма подозрительным мужским вымыслом…
— Минутку… — встрял Джордж.