Меж сбитых простыней

Паулина, низенькая молчунья с большими настороженными зелеными глазами на бескровно-бледном лице, перечеркнутом густой черной челкой, снимала маленькую сырую квартиру на паях с секретаршей, которой никогда не было дома. Слегка пьяный, О’Бирн появился в одиннадцатом часу и пожелал принять ванну, дабы изгнать гнилостный душок, с недавних пор исходивший от его рук. Устроившись на невысокой табуретке, Паулина смотрела, как он блаженствует. Раз она подалась вперед и коснулась его тела там, где оно выступало из воды. О’Бирн закрыл глаза и вытянул руки; в тишине слышалось лишь угасающее шипенье бака. Паулина тихо встала и пошла в спальню за чистым полотенцем; О’Бирн не заметил ни ее ухода, ни возвращения. Паулина вновь села и взъерошила его мокрые спутанные волосы.

— Ужин пропал, — безропотно сказала она.

Капли пота собирались в уголках глаз О’Бирна и скатывались вдоль носа, точно слезы. Паулина положила руку ему на коленку, высунувшуюся из серой воды.

На холодных стенах скапливались водяные капли; проходили бессмысленные минуты.

— Наплевать, дорогуша, — ответил О’Бирн, вылезая из воды.

Паулина отправилась за пивом и пиццей, а он улегся в ее крохотной спальне. Прошло десять минут. Бегло осмотрев свой чистый, но опухший член, О’Бирн оделся и вяло побродил по гостиной. В маленьком собрании книг его ничто не заинтересовало. Журналов не было. В поисках выпивки он прошел в кухню. Там нашелся лишь пережаренный мясной пирог. Отковыривая пригоревшую корочку, О’Бирн пролистал иллюстрированный календарь. Закончив просмотр, он вспомнил, что ждет Паулину, и глянул на часы. Ее не было уже с полчаса. О’Бирн вскочил, уронив стул. В гостиной он помешкал, но затем решительно вышел из квартиры и захлопнул дверь. О’Бирн ринулся вниз по лестнице, боясь встретить ее теперь, когда надумал уйти. Но слегка запыхавшаяся Паулина была уже на середине второго пролета, в охапке она держала бутылки и свертки в фольге.

— Куда пропала-то? — буркнул О’Бирн.

Неловко выглядывая из-за покупок, Паулина стояла на пару ступенек ниже, в сумраке сверкали фольга и белки ее глаз.

— Соседний магазин закрыт. Пришлось бежать в дальний… Извини.

Они помолчали. О’Бирн был не голоден. Ему хотелось уйти. Он сунул большие пальцы за пояс джинсов, вскинул голову к неразличимому потолку, затем взглянул на ожидавшую подругу и наконец сказал:

— Я чуть не ушел.

Протискиваясь мимо него, Паулина шепнула:

— Глупенький.

О’Бирн развернулся и последовал за ней, чувствуя себя обманутым.

В кухне он привалился к дверному косяку, Паулина подняла стул. Мотнув головой, О’Бирн дал понять, что не желает еды, которую она раскладывала по тарелкам. Девушка налила ему пива и присела на корточки, собирая с пола горелые крошки. Они перешли в гостиную. О’Бирн тянул пиво, она медленно ела, оба молчали. Покончив с пивом, он взял ее за коленку. Паулина не шелохнулась.

— Ну что с тобой такое? — бодро спросил О’Бирн.

— Ничего, — ответила она.

Переполняясь раздражением, он придвинулся ближе, покровительственно уложил руки ей на плечи и проговорил громким шепотом:

— Знаешь что, давай-ка баиньки.

Паулина резко встала и ушла в спальню. Сцепив руки на затылке, О’Бирн слушал, как она раздевается; потом скрипнула кровать. Он встал и без всякого желания вошел в комнату.

Паулина лежала на спине; О’Бирн быстро разделся и лег рядом. Обычно подруга ластилась, сейчас же не шевельнулась. Он собрался погладить ее по плечу, но тяжело уронил уже поднятую руку. Они лежали в сгущавшемся молчании; наконец О’Бирн решил дать ей последний шанс: натужно закряхтев, он приподнялся на локте и навис над ее лицом. Ее набрякшие слезами глаза смотрели в сторону.

— Ну в чем дело-то? — с унылой покорностью пробубнил он.

Ее взгляд чуть сдвинулся и остановился на нем.

— В тебе, — просто сказала она.

О’Бирн отвалился и, помолчав, угрожающе буркнул:

— Понятно.

Затем перебрался через нее и слез с кровати.

— Что ж, ладно…

Затянув узлы на шнурках, он искал свою рубашку.

Паулина отвернулась. Однако в гостиной его нагнал ее взметнувшийся плач, просивший не уходить. О’Бирн оглянулся: в дверном проеме спальни белела одетая в холщовую сорочку фигура, которая вдруг в рваном стробоскопическом ритме словно перенеслась по воздуху и ткнулась ему в грудь, кусая пальцы и мотая головой. Он усмехнулся и обнял ее за плечи. Его окатило волной всепрощения. В обнимку они вернулись в спальню. О’Бирн снова разделся и лег, Паулина пристроилась на его плече.

— Поди знай, что творится в твоей голове, — сказал он и, совершенно успокоенный этой мыслью, заснул.

Через полчаса он пробудился. Паулина, измотанная неделей двенадцатичасовых смен, крепко спала. О’Бирн тихонько ее пихнул.

— Эй! — позвал он и толкнул сильнее.

Мерное посапывание сбилось, Паулина шевельнулась, и он произнес, подражая реплике из какого-то фильма:

— Слышь, мы еще кое-что не сделали…

Гарольд был взбудоражен. Когда в середине следующего дня О’Бирн пришел в магазин, брат схватил его за руку, размахивая листком бумаги.

— Я все подсчитал! — почти кричал он, — Теперь я знаю, что делать с этой лавкой.