Меж двух орлов

               В Соколуве, тем временем, плакали и молились. Храмовник, прибывший утешить и поддержать пани Малгожату, убедился, что молиться и плакать женщины вполне могут без его помощи. Поэтому, извинившись, отправился в село, где готовились к похоронам убитой хлопки. «Ох, люди, люди!» - Ворчал добрый служитель на ходу, - «Когда ж вы успели настолько озвереть?!»

***

               Мирослава очнулась под вечер. Точнее, под вечер ее привели в чувство, влив в рот какое-то очередное зелье и плеснув в лицо ледяной воды. Некоторое время девушка лежала, пытаясь понять, где она и что с ней. А потом повернулась на бок и зашлась в натужном кашле, закончившимся рвотой. Тело изо всех сил боролось, выплевывая из себя отраву.

То ли влитое зелье подействовало, то ли, наоборот, избавившись от отравы, стало легче, но Мирослава начала ощущать мир вокруг. Чьи-то руки, заботливо поддерживающие ее за плечи, отчетливый запах болота.

- Ну, проблевалась? На, держи. – Вопреки нарочито грубым словам, голос похитителя звучал почти заботливо. Утершись предложенным платом, Мирослава наконец-то нашла в себе силы поднять глаза на мужчин.

- Пан Адам?! – Ахнула она, узнав одного из них. Это оказался знакомый шляхтыч, который как-то прилюдно попенял пану Янушу за сомнительный, по его мнению, союз.  – Пан Кшиштоф? – Второй похититель тоже оказался знакомым.

               Осознание происходящего накатило волной, и Мирося расплакалась, по-детски размазывая слезы кулачками. Некоторое время оба шляхтыча терпеливо ждали, когда она перестанет рыдать. Но Мирослава никак не успокаивалась. Она все плакала и плакала, мерно раскачиваясь на подстеленной попоне. Сквозь всхлипы слышалось только: «Наталко, Наталочко! Заче-ем?!»

               Наконец-то тот, кого Мирослава назвала Кшиштофом, не выдержал и выплеснул на рыдающую девушку ведерко холодной воды. Всхлипы прекратились. И теперь Мирося только икала, время от времени шмыгая носом.

- Зачем ты так? – Укорил товарища пан Адам. – Простынет же. Сменной-то одежки мы не припасли.

- А мне какое дело? – Возмутился пан Кшиштоф. – Делать мне, что ли, нечего, каждой подстилке поганской сопли вытирать?!  Я тебе говорил, надо было сразу везти, пока не очухалась.

- Сразу бы мы только труп довезли. Сам знаешь, что дольше ее под зельем держать нельзя было. А мы и так греха на душу набрались.

- Ну да, ты еще хлопку пожалей! Сама виновата, не вовремя сунулась. Не лезла бы в панские дела, жила бы дальше.

- Зачем вам это все? – Первая здравая мысль наконец-то появилась в голове Мирославы. Такие дела не делаются просто так. Значит, зачем-то это им нужно. – Чего вы хотите? Выкупа?

               В ответ на это пан Кшиштоф только презрительно фыркнул. Пан Адам покачал головой и пошел доставать из сумок свежую рубаху.

- На-ко, переоденься. А то и правда простынешь.

- И что тогда?  - Рубаху Мирсолава не взяла. Не хватало еще раздеваться на глазах у двух здоровых мужиков! Посреди леса. Это тебе не Борута, который берег ее честь даже тогда, когда она сама об этом не задумывалась.

- Заболеешь, дурочка. – Пан Адам продолжал удивлять терпением. – Ну, сама подумай, если бы ты нужна была нам мертвая, стали бы мы тебя сюда тащить? На месте убить было проще. Не надо было бы тут сейчас прятаться, пока твой Гжесьо собак по лесам гоняет.

               Упоминание о брате всколыхнуло в груди волну надежды. Гжесь найдет ее! Они с отцом сумеют! Сейчас уже, наверное, всполошилась вся округа. Похитителям ни за что не уйти. Надо только подольше потянуть время.

- А живая я вам зачем?

- Для тебя же стараемся. – Пан Адам уселся поудобнее, словно приготовился долго уговаривать. – Вот смотри, что бы тебя ждало в твоей Ятвежи? Только погубление души. А так не только свою душу спасешь, но и всю родню. А если захочешь, то и хлопки той душеньку вымолишь. Если так подумать, девонька из-за тебя смерть приняла. Значит, смерть ее на тебе, тебе о ее душе и радеть.

- Что пан такое говорит!? – Вот теперь к Мирославе, кажется, окончательно вернулась способность соображать. – Пан со своим пособником убил Наталку, а говорит, что это я виновата. Может, пан еще скажет, что вас там вообще не было, а я сама себя украла? Нет уж, пане Адаме, пан – убийца, пану с этим и жить.

- И проживем. – Снова вмешался пан Кшиштоф. – Творец – он все видит. Одну хлопскую душу за одну шляхетскую он нам простит. А, может, и не за одну. Кто знает, кто еще дал бы себя яздвинским добром скусить?

- И что теперь со мной будет? – Мирослава все больше начинала подозревать, что разговаривает с двумя сумасшедшими. Не може, ну просто не может, нормальный шляхтыч так рассуждать.  – Что вы со мной сделаете?

- А ничего. Довезем до кляштора, а там пусть сестры с тобой мучаются. – Вздохнул пан Адам.

- До какого кляштора? – Не поняла Мирося.

- До обычного. – Снова сказал, как выплюнул, пан Кшиштоф. – Посидишь месяц-другой в подвале на злебе и воде, сама и постриг примешь, и родителям письмецо отпишешь. Дескать, так и так, раскаиваюсь во всем, хочу грех замолить, шлите приданое святым сестрам.

- Так это все из-за приданого? – Блеснула мысль.  Но пан Кшиштоф только сплюнул.