Меж двух орлов

               Семья Соколувских за обедом придерживалась старых обычаев. Посреди стола стояла одна большая миска, из которой чинно, без спешки черпали похлебку сперва мужчины, потом женщины и дети. Раньше, говорят, бабы за стол вообще не садились, но то было раньше. Вон, в столице, говорят, вообще до того дошло, что сидят паненки за столом, чисто тебе княгини, а рыцари им и мясо режут, и кусочки послаще подают. Только что в рот, как дитяти малому, не вкладывают. Тьфу, в общем. Срамота!

               Обычно молодежь, в ожидании своей очереди, не упускала случая пошутить вполголоса или подергать друг друга за пояса и косы. Только тихонько, а то от отца недолго было и ложкой по лбу схлопотать. Однако, сегодня все сидели тихо, глядя на то, с каким сосредоточенным видом пан Януш черпает густое варево.

- Что за рыба? – Спросил он, приглядываясь к выловленному куску. – Селава или троць?

- Селава1 – Ответил Гжегош, старший сын и наследник. – Сегодня на озере лов хороший был.

- Так закоптить было надо, раз хороший.  – Проворчал пан Януш, сам удивляясь своему недовольству. То ли гроза давила, навевая беспокойство, то ли ныли старые раны…

- Закоптить надо было. – Повторил он уже спокойнее, вылавливая из похлебки следующий кусок.  – Сами знаете, почетный гость одной солониной сыт не будет.

- Гости? – Насторожился сын. Младшие тоже подняли головы в предвкушении.

- Мало ли… Сваты заглянут… - пан Януш многозначительно оглядел двух оставшихся в девках дочерей. Две пары почти одинаково глаз смотрели на отца по-разному. Марысины – с надеждой, Миросины – с мольбой.

- От кого хоть сваты? – Не выдержала пани Малгожата, до этого предпочитавшая есть молча.

- Да хоть от кого. Хватит уже по округе бегать, словно дети малые. Нагулялись.

- Тата! – Деланно возмутилась шестнадцатилетняя Марыля, - Мироська носится по околице, словно холопка, а как наказывать, так меня?!

- Цыц! – Пан Януш весомо так приложил ладошкой по столу, отчего ложки жалобно звякнули. В углу в люльке захныкал младенец. Вздохнув, невестка встала из-за стола и пошла кормить. Посмотрев, как Гжегош провожает жену взглядом, пан Януш добавил.

– Гжесь, вон, тоже упирался. И жениться ему еще рано, и не нагулялся, и славы не добыл. А теперь не оторвется никак от своей Зоськи. И потом, нашла тоже наказание! Да если б не беда с Ясновскими, была бы ты еще по прошлой осени в Ясновке. Мы со старым Ясновским обо всем уже сговорились.

- Тата, Вы-то со старым Ясновским сговорились, а вот молодой что-то о том вспоминать не спешить. – Негромко заметил Гжегош, зачерпывая похлебки в свой черед.

- Ничего, припомним, если надо. – Старого шляхтыча тоже было непросто сбить с толку. – Прошлой осенью и я ему припоминать не спешил. Сам помнишь, что от Ясновки осталось. Не хватало еще, чтобы моя дочь на пепелище зимовала!

               Так что еще до зимы обеих отдам, а там и на покой можно. Все. Я свое слово сказал, доедайте, дети Творца.

               С этими словами пан Соколувский отложил ложку и, встав из-за стола, широким шагом вышел из горницы.

- Яночку! – Кинулась за ним пани Малгожата. – А киселику? Клюквенного. Все ж как ты любишь, пане мой!

- Потом, Малгося, потом… - старый шляхтыч остановился, давая жене время притворить дверь, чтобы не слышали дети и служба. – Ты лучше того, взвару мятного мне завари, с медком липовым.

- Сейчас, пане мой,  - всполошилась пани Малгожата. – Нехорошо тебе, Яночку?

- Давит что-то, Малгося. Прямо, дух запирает. Завари. А я пойду, прилягу после обеда.

- Отдохни, отдохни - пани Малгожата ласково погладила мужа по рукаву. – Распереживался ты с этими сороками. Ничего, все панны поначалу упираются, а потом делают, как отцы велят. Виданое ли дело, отцу родному перечить!

               Чуть позже, отпаивая мужа мятой и медом, хозяйка поместья спросила, как бы ненароком.

- Ну, Марысю – понятно, с Ясновскими мы и правда давно сговаривались. А за кого ж Миросю думаешь отдавать?

- За ядзвина Боруту, Сколомендова сына, если сговориться получится.

- За поганина? – Ахнула женщина. – Яно-очку, не губи дитя!

- Ох, Малгося, не трави душу. Самому не сладко: на старости лет приходится к поганам на поклон идти. – Пан Януш вздохнул и снова отхлебнул из кружки. – Но если сядет Мирослава наша пани в Ятвежу, они с мужем и Гжегоша с семьей от рыцарей прикроют, и Марылю с Ясновским, если надо, подопрут. А если дальше будем поодиночке стоять, то поодиночке нас и бить будут.

-   А до пана каштеляна дойдет если? Или, не допусти Творец, до самого князя? Что скажут то?

- А что нам князь сказал, когда мы прошлой весной просили помочь управу на рыцарей найти? Что мы – опора Отчизны, и он, князь, поручает нам держать границу, пока он в столице ведет важные переговоры о судьбе Королевства. Ясновку сожгли, Журавино сожгли, у нас две кобылы с жеребятами от фризского жеребца, угнали, другим соседям много убытку причинили. А князь о нас с той весны так и не вспомнил.

               Да и что ему с того? Я же не ему указываю, с кем биться, а с кем – мириться. Свою дочь сватаю. А в своем дитяти я волен, тут мне даже сам король слова поперек не скажет.