Меж двух миров

Разумеется, способность некоторых танцоров дольше обычного зависать в воздухе замечалась и прежде. «Он так и остался бы парить в вышине, если бы не опасался унизить тем самым других учеников», — писал о своём знаменитом сыне Огастесе Вестрис-отец. «Она могла бы пройти по воздуху над кукурузным полем, не смяв ни стебелька», — говорили о великой Марии Тальони. Так же и Нижинский — если оставить в стороне восторженный тон — определённо обладал совершенно объективной способностью подниматься вверх на очень большую высоту и некоторое время почти неподвижно застывать в высшей точке своего полёта. Вопрос, интересующий нас в первую очередь, можно сформулировать так: что такое есть этот дар — рудиментарная форма левитации (феномена, известного каждому, кто более или менее интересуется парапсихологией) или всего лишь иллюзия?

Обратимся к свидетельству Сайрела У.Бомона. «Нижинский обладал фантастическим даром полёта, позволявшим ему приземляться и подскакивать вновь с живостью теннисного мячика, — пишет он в своих воспоминаниях. — Тот невероятный прыжок, которым он — эльф в «The Spectre de la Rose» — влетал на сцену из розового сада через эркер и опускался подле юной девушки, спавшей в кресле, навсегда останется в памяти очевидцев. Вспышка розоватого света — и вот он уже описывает грациозные параболы: совсем как кузнечик, перелетающий с одной травинки на другую. Ни напряжения на лице, ни каких-либо признаков волнения, ни даже обычных глухих ударов стопы об пол: он действительно превращался в невесомый лепесток розы, подхваченный ночным ветерком и влетающий в открытое окно.

В «Сильфидах» он покидал сцену ещё более необычным прыжком. Самым поразительным тут было отсутствие даже намёка на физическое усилие атлета: казалось, танцор просто решил полетать — он внезапно взмывал в воздух и исчезал за кулисами».

Бомонт вспоминает, что, «даже поднимая Павлову одной рукой, Нижинский почти отрывался от пола: казалось, ещё мгновение — и он воспарит к потолку». Сама Павлова, признаёт автор, той же способностью к парению не обладала. А значит, вопрос об «иллюзии» можно считать закрытым. Ясно и другое: талант «зависания», похоже, может быть выработан в ходе специальных тренировок. Впрочем, послушаем Дягилева, он предлагает нам свой ключик к разгадке:

«Уверен, что со времён Вестриса мир не видывал столь энергичного танцора. Этот молодой человек легко выпрыгивает на три фута. По мощи стальных сухожилий и упругости мышц, которыми одарила его природа, Нижинского можно сравнить разве что с огромной кошкой. Настоящий лев балетного мира, он способен двумя прыжками пересечь сцену по диагонали».

Но всё это пока что касается лишь высоты подъёма. О гораздо более загадочной способности — противоестественно долго оставаться в воздухе и опускаться намного медленнее, чем позволяет нам делать это закон всемирного тяготения — большинство авторов предпочитают не распространяться. Вот что пишет, однако, в своих воспоминаниях Николай Легат:

«Резким напряжением мышц бёдер уже в воздухе он легко увеличивал высоту даже средних прыжков. Перед полётом он делал очень короткий вдох, в воздухе задерживал дыхание и резко выдыхал в момент приземления». Опросив специалистов, я выяснил, что этому методу следуют многие. Обнаружилась и другая любопытная деталь: туловище во время полета — при максимальном напряжении мышц ног — должно быть совершенно расслабленным. Мощность лёгких, как мне объяснили, не имеет ко всему этому ни малейшего отношения: всё дело в контроле над мышцами, в том числе и мышцами дыхательного аппарата.

Контроль над дыханием играет очень важную роль в мистических ритуалах индусов. Считается, что такого рода упражнениями можно довести вес тела чуть ли не до нуля. Судя по всему, некоторым танцорам, даже не посвящённым в тонкости эзотерических наук, удаётся приобрести необходимые навыки бессознательно. Сами они объяснить происходящего с ними не могут. Я долго беседовал на эту тему со вдовой Нижинского, Ромолой, чьей дружбой очень дорожу. Сама в прошлом прекрасная балерина, она знает о своём муже всё, что только можно знать. Вот что она мне рассказала:

«Я часто спрашивала Вацлава, как удаётся ему подолгу оставаться в полёте. Он же никак не мог понять, почему это меня удивляет: подпрыгиваю, дескать, задерживаю дыхание — и лечу! При этом он утверждал, что чувствует в воздухе как бы постороннюю физическую поддержку. Она-то и позволяла ему регулировать скорость спуска: да, это так — он по своему усмотрению мог опускаться медленнее или быстрее.

Конечно, мышцы бёдер у него были феноменальные, да и объём лёгких тоже — во всяком случае, в товарищеских «матчах» он с лёгкостью побивал Карузо и Эриха Шмедеса. Но дело не в этом. Танец для Нижинского был религией. Он верил, что сценическое искусство — его миссия и что дар свой он получил свыше, дабы посредством танца внести в мир новые идеи.