Мэтт между строк

– Это хорошо. Я рад. Теперь тебе надо поспать, согласна?

Ему нужно было спросить у нее, что произошло. Он это понимал, но не мог себя заставить. Он не был готов к этому разговору. Ему снова ничего не оставалось, как ощущать свою беспомощность.

– Да, мне необходимо поспать, но сначала я бы хотела поговорить с Джули.

Мэтт сжал челюсти.

– Вы можете поговорить и завтра.

– Я хотела бы поговорить с ней сейчас. Мне это нужно.

– Если ты так хочешь. – Он наклонился и поцеловал ее в лоб. – Увидимся утром. Прости, что все так получилось. Это была ошибка.

Мэтт взял ее ладонь обеими руками и попытался подобрать правильные слова. Он хотел сказать, как сильно ее любит, и что с радостью отдал бы все на свете, чтобы поменяться местами с Финном – чтобы ее любимый брат мог к ней вернуться. Но произнести это было невозможно, поэтому он просто сидел с ней и держал ее за руку.

– Доброй ночи, Селеста.

В коридоре стоял полумрак, но на лице Джули явно читались боль и огорчение. Мэтту было все равно. Она заслужила свои страдания.

– Мэтт? Боже мой. Я не знаю, что…

Он жестом попросил ее замолчать.

– Ничего мне не говори. Иди к ней. Она хочет тебя увидеть.

Мэтт с безразличием прошагал мимо нее, пока она шла к двери Селесты с Картонным Финном в руках. Потом прислонился к стене и, сложив руки на груди, сам начал впадать в некоторое подобие истерики. Он никогда в жизни ни на кого так не злился. Как он мог пустить в мир Селесты постороннего человека? Из всех его ошибок эта была самой ужасной: позволилть Джули зайти слишком далеко. Его лицо приняло холодное, отсутствующее выражение.

К тому времени, как Джули вышла из комнаты Селесты, Мэтт едва сдерживал гнев. Ему не хотелось даже смотреть в ее сторону. Его переполняло отвращение к ней и к себе самому. Когда она приблизилась к нему, он прорычал:

– Не подходи ко мне. Я не могу сейчас с тобой разговаривать.

– Мэтт…

– Ради бога, не разговаривай сейчас со мной. Не надо.

– Мне так жаль. Ты даже не представляешь насколько.

– Ничего не хочу слышать. Не говори мне ни слова.

– Мэтт, ты же знаешь, я люблю Селесту, и я никогда бы не сделала ей ничего плохого.

– Но вот сделала же.

– Дай мне, пожалуйста, еще раз объяснить, почему…

– Ты не умеешь останавливаться, да? Хочешь об этом поговорить? Хорошо. Давай поговорим. Ты думаешь, что можешь поселиться в нашем доме и лезть в наши дела? Нет. А еще ты не имеешь права вести себя так, будто во всем виноват я. Как будто все, что я для нее делаю, это полная ерунда. – Он подошел к Джули, и теперь их разделяла пара сантиметров. – Я из кожи вон лез, чтобы Селеста оставалась в стабильном состоянии, а ты пришла и все разрушила. Разбила ее. Господи, Джули. Ты здесь всего пару месяцев и уже считаешь себя вправе говорить, что нужно Селесте? Никто не просил тебя ничего чинить. И ты не можешь этого сделать. – Он запустил пальцы в волосы и продолжил тираду, не узнавая собственного голоса: – Ты не способна ничего поменять. И нам не помогают твои постоянные упреки, что мы все посходили с ума. Слышишь меня? Что с тобой не так? У тебя, что ли, своей жизни нет? Или таким образом пытаешься залечить раны, которые нанес тебе твой дерьмовый папочка? Ты его обожаешь и прощаешь ему все на свете, хотя он не делает для тебя вообще ничего – только отправляет пару паршивых писем в год.

Мэтт уже не мог остановиться. Он продолжал свою ожесточенную атаку, едва слыша свои собственные слова и ее ответы. Он говорил, не сдерживаясь, и выливал на нее весь свой гнев до последней капли.

Закончив раздирать ее душу на кусочки, он пошел в свою комнату.

– Иди к черту, Джули.

Мэтт захлопнул за собой дверь, выключил свет и залез в кровать. Несмотря на холод, стянул с себя футболку – ту, что нравилась Джули, – и бросил ее в другой конец комнаты, а потом опустился на кровать. Он пролежал на спине целую вечность, пребывая в шоке от всего, что произошло. От всего, что наговорил. Никогда еще он не испытывал такого ужаса, как этим вечером. Даже когда погиб Финн. Тогда он не боялся, а ощущал одну лишь скорбь. Глубокую, безжалостную скорбь. Страх за Селесту нарастал в нем медленно и постепенно, но все же он никогда еще не был таким, как в этот раз. Когда Мэтт поднял трубку… ему показалось, что у него вот-вот остановится сердце. А теперь оно колотилось как бешеное и не хотело успокаиваться.

Он размышлял о том, что наговорил Джули в коридоре. Его выпад насчет их отношений с отцом был жестоким и несправедливым. Они не касались Мэтта, и ему не следовало поднимать эту тему – особенно сегодня. Кто он такой, чтобы разглагольствовать о проблеме отцов и детей? А еще он съязвил по поводу Финна. Сказал, что Джули прячется от риска в интернете. Какой же он лицемер.

«Селеста – не твоя забота. Мы все – не твоя забота. Ты нам не семья».

Господи, что он натворил?