Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Города имеют тенденцию выстраиваться вокруг некоего средства передвижения – будь это ноги человека, лошади, трамваи, подземка или машины. В эпоху подъема ислама снабженная колесами телега (для которой нужно немало уличного пространства) оказалась замещена более рентабельным средством перевозки грузов – верблюдом. Правила гласили, что улица должна быть достаточно широкой, чтобы два верблюда могли разойтись. Владельцам домов также разрешалось достраивать их сверху, чтобы на уровне верхних этажей объединять то, что внизу рассекала улица. Поэтому улицы часто превращались в настоящие коридоры, пробитые в плотной застройке. Говорят, что арабское слово для базара – sūk – происходит от аккадского слова «улица» – suqu, – которое в свою очередь родилось из saqu, «узкий». Открытая агора стала застроенным базаром, пересеченным множеством переулков, а уже от него уходили в стороны изогнутые и перепутанные улицы[149].

Очевидный хаос и перегруженность вовсе не препятствовали городской жизни; наоборот, такая плотность стала основой для динамизма нового типа. Беспорядочная натура была не знаком урбанистической неудачи, а скорее признаком успеха – люди набивались в города по религиозным и экономическим причинам, заполняя все доступное пространство. Базар, поделенный на отсеки, которые занимали торговцы, специализирующиеся на разных товарах, в сложности превосходили агору или форум. Центры исламских городов определялись доминированием двух институтов, новых для урбанизма – базара и мечети. Последняя исполняла множество функций: место общественной молитвы, место, где проводили суд и обучали.

Поклонение в мечети обеспечивало доступ к громадному материальному изобилию базара, которое возникало благодаря существованию глобальной коммерческой системы. Исламский город был открыт для любого члена уммы вне зависимости от его этничности и места рождения, но и не-мусульман никто не гнал. Арабский халифат охватывал самые продуктивные части земного шара и его урбанистическое ядро: Средиземноморье, Сирию, Египет и Месопотамию. Торговые маршруты проникали глубоко в Сахару, по Шелковому пути пересекали Азию до Китая, а морские достигали Восточной Африки, Индии и Юго-Восточной Азии. Контроль над экономическим центром мира, куда стекались все плоды земные, был дарован мусульманам лишь за то, что они повиновались Аллаху.

В Средние века девятнадцать из двадцати крупнейших городов мира находились в исламском мире или в Китае (единственным исключением являлся Константинополь). Процветание и энергия человечества были сосредоточены в сети городов, что раскинулись подобно жемчужинам на ожерелье, охватывающем территории от Кордобы в Испании до Гана-сити в Западной Африке и до Гуанчжоу в Китае; Багдад являлся центральной точкой. Для Европы это были темные века, но бо́льшая часть мира в то же время наслаждалась золотым веком.

* * *

«Я видел великие города, включая те, что славятся долговременными сооружениями, – писал литератор и богослов аль-Джахиз в IX столетии. – Я видел такие города в Сирии, на византийской территории и в других провинциях, но я никогда не видел города большего величия, более идеально устроенного, наделенного всеми превосходными достоинствами, обладающего более широкими вратами и великолепными сооружениями [чем Багдад]». Поклонник эвклида, халиф династии Аббасидов аль-Мансур заявил, что его город должен быть идеально круглым. Грандиозную стену прорезали грандиозные ворота, равноудаленные друг от друга, всего четыре штуки. Четыре идеально прямых улицы вели от этих ворот к центру, где располагался другой округлый город. Жители Багдада могли видеть исполинский зеленый купол халифского дворца и Большую мечеть за стенами меньшего города. Но они не могли попасть туда, на территорию, предназначенную для семьи халифа, придворных, охраны и имперских чиновников. Подобное устройство напоминает пекинский Запретный город, пространство священной власти в центре мегаполиса. По замыслу создателя Багдад выражал геометрическое и урбанистическое совершенство. «Все выглядит так, словно он отлит в громадной форме» – восхищался аль-Джахиз[150].