Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Эмоциональная реакция на хаос индустриализации будет определять мышление в области городов на протяжении ХХ века и после его окончания, когда появятся утопические схемы новых образов жизни, планы санировать урбанистическую среду. Отречение от старого города в пользу полусельской благодати станет глубоко врезавшейся чертой. Но старый урбанистический идеал в такой ситуации вовсе не умрет. Два великих метрополиса запустили движение против субурбанизации мира, предложили альтернативу современному городу. Антидотом от шоковых мегаполисов Манчестера и Чикаго стала физическая форма самых выдающихся городов конца XIX – начала XX века: Парижа и Нью-Йорка.

10 Парижский синдром Париж, 1830–1914 годы

В 2006 году ВВС в одном из репортажей рассказала о таинственной новой болезни. Каждый год примерно дюжину японских туристов приходится эвакуировать из Парижа. Отравленные романтическим, идеализированным городским ландшафтом, каким он предстает в кино и литературе, они сталкиваются с реальностью: забитые людьми бульвары, грязное метро, равнодушие парижан и грубость официантов. Результатом становится шок и отправка домой с диагнозом «психиатрический надлом». Японское посольство даже открыло круглосуточную горячую линию для страдающих от «парижского синдрома» соотечественников[298].

Я был готов посмеяться над этим синдромом как над очередным городским мифом, пока не прочитал о том, что Зигмунд Фрейд пережил подобный ментальный кризис. «Париж много лет был целью моих стремлений, – писал он в 1885-м, – и блаженство, которое я испытал, впервые поставив ногу на его тротуары, я принял как знак того, что все прочие мои желания будут исполнены». Но душевный подъем быстро закончился; первый день Фрейд только и мог, что бороться с подступающими прямо на улице слезами, настолько разочарованным и одиноким он себя чувствовал. Толпы были ужасающие, парижане – высокомерными и недоступными. Фрейд страдал от параноидального бреда, он постоянно проверял занавески вокруг кровати в отеле, пытаясь найти следы мышьяка[299].

Сегодня почти 18 миллионов человек из-за рубежа совершают паломничество в Париж, каждый год принося в его экономику 17 миллиардов долларов и обеспечивая занятость для 18 % населения. Только Бангкок (21 миллион) и Лондон (20 миллионов) могут похвастаться бо́льшим количеством иностранных визитеров. В любой отдельный момент на бульварах прогуливаются примерно 50 тысяч туристов, и все они – часть движения, имеющего давнюю историю. Даже до появления массового туризма в 1860-х Париж посещали около ста тысяч гостей из-за границы. В оперетте Жака Оффенбаха «Парижская жизнь» хор, состоящий из туристов, поет: «Мы собираемся вторгнуться в независимый город, захватить это прибежище удовольствия».

Американка Эмма Уиллард приехала в Париж на дилижансе ноябрьским вечером 1830-го, и накануне она не могла спать из-за возбуждения. Когда ей сказали, что они прибыли, Эмма «напрасно озиралась… в поисках впечатляющих объектов, которые я себе представляла». Первый парижский опыт для нее оказался связан с сотрудником таможни, долго искавшим ее чемодан. «Вокруг были грязь и беспорядок, мы устали, и некуда было даже сесть, а чужие глаза таращились на нас». Закопченные улицы выглядели «чем угодно, но вовсе не элегантным Парижем из моего воображения»[300].

В XIX веке великий собор Парижской Богоматери делил остров Иль-де-ла-Сите с примерно 15 тысячами бедных рабочих, живших в гнусной нищете старых домов. Почти везде в метрополисе люди жили очень и очень скученно, используя всякое пригодное пространство. Улицы и переулки Парижа, темные и вонючие, напоминали «извилистые каналы, прогрызенные насекомыми в кусочке фрукта». Переполненный, с плохими санитарными условиями, город подвергался серьезным ударам холеры; в 1832-м 20 тысяч жителей из 831-й погибли от этой болезни. Париж начала XIX века представлял собой «примитивный город во всей своей первородной грязи… Средневековье в состоянии агонии»[301].

И только гуляя по Рю де Тиволи, саду Тюильри, Итальянскому бульвару и площади Революции, туристы обнаруживали, что посреди уродливого, перенаселенного, ветхого средневекового города существует «новый, ультрацивилизованный мир» урбанистической жизни, который нельзя увидеть более нигде на планете. Само собой, существовала крупнейшая коллекция искусства в Лувре, ее дополняли галереи Люксембургского дворца, Версаля и Сен-Клу. Мода, магазины и кулинария не знали равных. Бальзак писал, что «великая поэма витрин протягивает свои разноцветные строфы от церкви Марии Магдалены до Сен-Дени».