Метро

— Зачем? Потому что человеку под землей не место. Потому что вы в туннелях живете, вас — держат — в туннелях! Как червей! Вы помните об этом хоть? Войны эти идиотские, сами с собой воюем… У нас тут нет завтрашнего дня. Это кладбище, метро. Мы никогда тут никем не станем. Мы не будем тут людьми. Ничего нового не сделаем. Не вырастем. Мы тут болеем. Вырождаемся. Воздуха нет. Тут места нет. Тут тесно.

— Нам хватает, — сказали ему.

— А Душанбе выжило? — несмело поинтересовался кто-то.

— Не знаю.

— Это ты нас-то — с червями?

— А что, если Америка целая, то война еще идет? — подумали за столом.

— В городе Муром есть монастырь. Выкрашенный в белый. И купола над ним голубые. Цвета неба. На берегу реки стоит. И вокруг лес. Идем туда? Разведчиков сначала, пока соберутся все. Транспорт найдем какой-нибудь, починим. Женщин с детьми — машинами.

— А жрать там что?

— А тут вы что жрете?! Вы тут… Черт с вами. И никак, видно, иначе нельзя тут! В этом беда! В этом месте! Это — не убежище! Это склеп! Отсюда бежать надо!

— Ну дак и беги, епта, — сказали ему смурно и негромко. — Че те одному-то не бежится? Че ты людей тащишь? Маесей, бляха.

— А что, его Ганза за что выдать-то просит? Убил кого-то? — полюбопытствовала какая-то женщина.

Артем оглянулся на Сухого. Тот водил глазами по столу, как будто в поисках Артему поддержки. Но не вмешивался.

Артем вытер лоб.

— Хорошо. Ладно. Я собираю экспедицию. Пока — разведочную. Пойдем исследовать на восток. Посмотрим, где там пригодно для обитания. И когда найдем, вернемся за остальными. Кто со мной?

Никто не ответил. Жевали, глазели, пили. Не ответил никто.

Аня отложила нож в сторону. Поднялась.

— Я. Я с тобой.

Постояли вдвоем. Потом зашебуршало.

Чахоточный Кирюха забрался на скамью ногами, чтобы его было видно. Пискнул решительно:

— Я тоже! Я поеду с вами! Из метро! В Полярные Зори!

Как сидел, так и встал — между Аней и Артемом. Они переглянулись.

Наталья, его мать, отскочила от стола, полетели и разбились об пол стаканы.

— Живо сюда! Все, спать идем!

— Ну ма! Ну в Полярные Зори!

— Никуда мы не поедем! Мы тут дома!

— Ну хоть отпусти съездить…

— Нет!

— Это же верх, Наталь… — произнес Артем. — Там же воздух. Другой. Свежий. Тубер же…

— Тубера нет, другое есть! Чума какая-нибудь! Там вон, люди говорят, американцы! Американцам нас сдать?!

— Ты не хочешь — его отпусти. Он тут же… Сама говорила. Сколько ему?

— Ты — у меня?! — она задохнулась. — Ты сына у меня?! Ах ты гад… Не дам! Не разрешу! Кирюшку! Слышали?! Сына хочет отобрать! Американцам его! Как игрушку! И сам… И нас!

— Дура, — сказал ей Артем. — Сука.

— Катись сам в свой верх! С червяками нас сравнивать! Не пущу! Не смей! Отнимают!

— Не давай ему ребенка! Он же с припиздью, все знают! Куда он потащит его?!

— Не дадим! Это уже какой-то беспредел!

— Я с вами хочу! — заплакал Кирюха. — Я хочу на верх посмотреть!

— Да сдать его этой Ганзе, и делов, — сказал кто-то. — Пускай разберутся.

— Ну и вали! Если тебе тут с нами тяжело! Вали, предатель!

Стали отодвигаться от стола, вскакивать.

— Ну и сидите! Жрите! Жрите друг друга дальше! Пускай вами тут крутят! Как баранами! Хотите сами дохнуть — дохните! В дерьме возиться — возитесь! Свое гребаное прошлое перекапывать — давай! А дети в чем виноваты?! Детей вы зачем заживо хороните?!

— Ты сам-то баран! Сам-то продался! Никто с тобой никуда не пойдет! Куда ты нас, в ловушку завести?! Сколько тебе заплатили?! Да сдать его! Еще из-за этого говна отношения с Ганзой ломать!

— Так, хватит! — встал Сухой, прикрикнул.

— А ты за своим присмотрел бы! Вон он там, продался каким-то! Мало нас травил сколько! Мы, может, и не болели бы, если ты, сволочь, все время герметику нам не нарушал! Ты не лезь к нам, в наше! Мы сами, ясно?! Это — наш — дом!

— Тееем, я с тобой, я с вами, пожаааалста!

— Вали! Проваливай! Пока не выдали! Страдать еще за него!

Кирюхина рука нашарила Артемов указательный палец, обняла-вцепилась, но Наталья дернула — и утащила его.

Глаза у Артема потекли.

— Пап… — он оглянулся на Сухого. — Пап. А ты — что?

— Я не могу, Артем, — мертвым голосом прошелестел Сухой. — Не могу с тобой. Как я людей брошу?

Артем поморгал.

Голова кружилась. Стояло булыжником в глотке сожранное.

— Да ебись оно все конем в этом вашем метро! Я за вас сдохнуть готов был, а тут и сдохнуть-то не за кого!

Смел с грохотом и лязгом со стола тарелки с человеческой свининой, опрокинул скамью.

За ним шагала — Аня; и плелся зачем-то следом Илья Степанович.

— Ты, что ли, наверх собрался? — спросил у него Артем.

— Нет. Я нет. Я тут. Я про вас… Артем… Я про все это… Разрешите написать, а? Мне разрешите — книгу? Я в ней все, как есть… Честное слово!

— Пиши, бля. Ни хера ты не напишешь. И никто это читать не будет. Прав Гомер, сука старая. Всем сказки нужны!

* * *

На западе было алое закатное небо, а на востоке — кристальное, чистое и звенящее, как вымытая бутылка. Все облака смели с него и вбивали теперь по одному в зенитную синеву серебряные гвоздики один за одним.

Побросали в багажник еды, патронов, стволы, фильтры. Канистр с солярой там было еще три целых. Хватит пол-Земли проехать.