Около полудня стали известны результаты патологоанатомической экспертизы обнаруженного на улице Ясной трупа. Оказывается, смерть этого человека наступила не от ран, а в результате последующего длительного охлаждения организма. И, согласно Уголовному кодексу, данный факт насилия над личностью следовало называть отныне не убийством, а всего лишь «нанесением тяжких телесных повреждений, повлекших за собою смерть».
Значит, раскрытием и расследованием этого преступления будет заниматься милиция.
И тут же вскоре Владислава пригласила к себе в кабинет начальница следственного отдела Ангелина Андреевна, женщина столь же яркая, сколь и крутая в обращении. На ее матово-смуглых щеках играли совсем не подходящие к ее должности и характеру ямочки. Характер ее, жесткий, несговорчивый, больше чувствовался в жгучих, черных, опушенных густыми ресницами миндалевидных глазах.
С самой что ни на есть благожелательной улыбкой она сообщила Орехову, что ему следует принять к производству то самое дело о нанесении тяжких телесных повреждений неизвестному гражданину неизвестными лицами. Орехов знал, что отказываться бесполезно, хотя в производстве у него и так находилось четырнадцать уголовных дел, из которых половина еще нераскрыто.
Поэтому он лишь пробормотал себе под нос:
— Уравнение с одними неизвестными…
Ангелина Андреевна услышала и, грозно нахмурив брови, махнула на него зажатой в пальцах дымящейся сигаретой:
— Не остри! Потом спасибо скажешь. Когда это уголовное дело станет украшением нашего музея. И вообще, надо тебе расти или нет? О тебе же забочусь.
— Куда денешься от ваших забот, — с улыбкой вздохнул Орехов.
Ангелина Андреевна поправила черную прядь, пыхнула сигаретой и спросила:
— Кстати, Слава, ты Долгорукого отправил в изолятор?
Это был с ее стороны неумышленный удар под дых.
— Нет, Ангелина Андреевна…
— Поч-чему?
— Я его отпустил.
— Как — отпустил?!
— Под честное слово. Ему вот так нужны были два дня, — Орехов провел ладонью поперек горла.
Ангелина Андреевна сделала несколько быстрых затяжек и, окутав себя густым облаком дыма, сердито засверкала оттуда, из-за дымовой завесы, своими яркими, жгучими глазами.
— Санкция на его арест у тебя есть?
— Да.
— Ты ему показывал ее?
— Показывал.
— И отпустил?
Владислав почувствовал, как внутри у него волной поднимается протест.
— Ну поверил я человеку! Считаю, что он не подведет меня.
— Когда он должен вернуться?
— Сегодня к семнадцати ноль-ноль.
Ангелина Андреевна взглянула на часики и швырнула окурок в пепельницу.
— А если не явится?
— Сяду вместо него! — в сердцах проговорил Орехов.
— Естественно! — удовлетворенно кивнула Ангелина Андреевна. — Свято место не должно пустовать.
Этак полушутя-полувзвинченно и завершили разговор. Однако Владислав понимал, что если Долгорукий и впрямь не явится в условленное время, то выговор ему начальница влепит, не моргнув глазом. А если не явится совсем…
Во время обеда ему кусок в горло не лез, все думал о Долгоруком: явится, не явится?..
А вернувшись с обеда, узнал сногсшибательную новость: явился с повинной человек, который два дня назад, в районе улицы Ясной, нанес неизвестному гражданину тяжкие телесные повреждения. И Кожевников уже работал с ним. Орехов тут же помчался в уголовный розыск.
Грузный меланхоличный оперативник расхаживал по тесному кабинету, руки в бока, а за его столом сидел худощавый темноволосый мужчина лет тридцати в потертом пальто из синего драпа с серым цигейковым воротником и, сердито выпятив тонкие губы, писал показания.
— Ты, что ли, будешь расследовать? — спросил Кожевников, кивком указав на мужчину. — Мы скоро закончим. Все в ажуре, можешь сразу предъявлять обвинение.
— Так и сделаю, — сказал Владислав и спросил: — Личность потерпевшего установлена?
Кожевников поглядел на него с легким укором:
— Ну, брат, ты сразу все хочешь!
И Владислав вернулся к себе, не переставая думать о Долгоруком.
3
— Фамилия?
— Шаров, — глуховатым то ли от волнения, то ли от природы голосом ответил подследственный.
— Имя?
— Эдик… Эдуард Васильевич.
Тридцать два года, холост. Живет с матерью и бабушкой на Уктусской. Работает слесарем по контрольно-измерительной аппаратуре на инструментальном заводе.
Эдуард Шаров спал тяжелым пьяным сном в подъезде одного из жилых домов на улице Шаумяна, когда прибывший по сигналу жильцов милицейский патруль разбудил его и препроводил в ближайшее отделение.
На его одежде и руках были коричневые пятна и мазки, а в кармане пальто при обыске был обнаружен складной нож-прыгунец, также с характерными пятнами коричневой окраски на лезвии.
Ни фамилии, ни адреса пострадавшего не знает, только имя — Павел. И название улицы, где тот проживал, — Гурзуфская. Вечером накануне случившегося встретились впервые. На трамвайной остановке у автовокзала.