СОКРАТ. Сперва он, так же как теперь, не знал, как велика сторона восьмифутового квадрата, но думал при этом, что знает, отвечал уверенно, так, словно знает, и ему даже в голову не приходила мысль о каком-нибудь затруднении. А сейчас он понимает, что это ему не под силу, и уж если не знает, то и думает, что не знает.
МЕНОН. Твоя правда
‹…›
СОКРАТ. Значит, судя по всему, мы чем-то ему помогли разобраться, как обстоит дело? Ведь теперь, не зная, он с удовольствием станет искать ответа, а раньше он, беседуя с людьми, нередко мог с легкостью подумать, будто говорит правильно, утверждая, что удвоенный квадрат должен иметь стороны вдвое более длинные.
МЕНОН. Да, похоже, что так.
СОКРАТ. Что же, по-твоему, он, не зная, но думая, что знает, принялся бы искать или изучать это до того, как запутался и, поняв, что не знает, захотел узнать?
МЕНОН. По-моему, нет, Сократ.
СОКРАТ. Значит, оцепенение ему на пользу?
МЕНОН. Я думаю.
Аналогичную реакцию на апорию отражают чувства, описываемые Теэтетом:
СОКРАТ. Ты успеваешь за мной, Теэтет? Мне сдается, ты не новичок в подобных делах.
ТЕЭТЕТ. Клянусь богами, Сократ, все это приводит меня в изумление, и, сказать по правде, иногда, когда я пристально вглядываюсь в это, у меня темнеет в глазах.
СОКРАТ. А Феодор, как видно, неплохо разгадал твою природу, милый друг. Ибо как раз философу свойственно испытывать такое изумление. Оно и есть начало философии.
СОКРАТ. Если я скажу, что ежедневно беседовать о доблестях и обо всем прочем, о чем я с вами беседую, пытая и себя, и других, есть к тому же и величайшее благо для человека, а жизнь без такого исследования не есть жизнь для человека, – если это я вам скажу, то вы поверите мне еще меньше. На деле-то оно как раз так, о мужи, как я это утверждаю, но убедить в этом нелегко.
СОКРАТ. Вот за то, что мы, когда стремимся искать неведомое нам, становимся лучше и мужественнее, и деятельнее тех, кто полагает, будто неизвестное нельзя найти и незачем искать, – за это я готов воевать, насколько это в моих силах, и словом, и делом.