Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе

Однако отложим в сторону метафизические представления Платона, выходящие за рамки нашего исследования. Мы просто можем рассматривать смешение и разделение как один из видов систолы и диастолы. Обратим внимание на следующий комментарий к методу, который Сократ предлагает в «Федре».

Федр, 266b–c

СОКРАТ. Я, Федр, и сам поклонник такого различения и обобщения – это помогает мне рассуждать и мыслить. И если я замечаю в другом природную способность охватывать взглядом единое и множественное, я гоняюсь «следом за ним по пятам, как за богом»[118]. Правильно ли или нет я обращаюсь к тем, кто это может сделать, знает бог, а называю я их и посейчас диалектиками.

Таков еще один подход к идеям, освещенный в этой главе: систола означает взгляд на множество идей как на единое целое, а диастола – на одну вещь как на целое множество. В предыдущей главе уже отмечалось, что Платон всю жизнь любил прибегать к вопросам и ответам. То же самое подтверждает и его увлечение систолой и диастолой. По мере уточнения своих воззрений он обращался к ним для разных целей.

9 Аналогии

Сократ задает серьезные и абстрактные вопросы. Что есть хорошая жизнь? Что есть знание? Что есть справедливость? Вместе с тем он избегает разговоров о них в столь же серьезных и абстрактных терминах. Чтобы показать, является ли то или иное утверждение «рабочим», он привлекает простые примеры. Особенно ему нравится приводить аналогии, в которых абстрактные проблемы сопоставляются с повседневными, более знакомыми. Аналогии не аргументы, они лишь предлагают параллели. Однако с их помощью аргументы можно сделать убедительнее, а рассуждения – яснее. В этой главе мы рассмотрим, как Сократ создает аналогии и как он ими оперирует.

Аналогии типа «заполни пробелы». Иногда для продвижения беседы он обращается к неполной аналогии. Философ показывает ее начало, а на собеседника ложится ее завершение. Как мы помним, в «Лахете» Сократ спрашивает, что такое мужество. Партнер по диалогу предлагает ему пример. Сократу приходится объяснить, что ему не нужны отдельные примеры – ему нужно определение, которое охватило бы их все. И он прибегает к аналогии.

Лахет, 192a–b

СОКРАТ. Но я подразумеваю вот что: если бы я спрашивал относительно скорости – что это такое, скорость, встречающаяся нам и в беге, и при игре на кифаре, и при разговоре, и при обучении, а также во многих иных вещах и которую мы проявляем почти в каждой из вещей, достойных внимания, – в деятельности ли наших рук или бедер, рта и голоса или мысли, – разве не так поставил бы ты вопрос?

ЛАХЕТ. Да, именно так.

СОКРАТ. Значит, если бы кто спросил меня: «Сократ, как ты понимаешь то, что во всех вещах именуешь проворством?» – я ответил бы ему, что называю этим словом способность многого достичь за короткий срок – в отношении голоса, бега и во всех остальных вещах.

ЛАХЕТ. И ты будешь совершенно прав.

СОКРАТ. Вот ты и попытайся, Лахет, точно так же определить мужество – что это за способность, которая и в радости, и в горе, и во всем остальном, что мы сейчас перечислили, остается самою собой и потому именуется мужеством.

Сократ приводит аналогию, где три элемента из составляющих ее четырех элементов уже обозначены. У нас есть (а) примеры скорости и (б) определение скорости; вдобавок у нас есть (в) примеры мужества, но пока не хватает (г) определения мужества. Лахету предстоит самостоятельно заполнить этот пропуск.