Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе

Лахет, 192b–d

ЛАХЕТ. Мне кажется, мужество – это некая стойкость души: так и надо сказать обо всем, что по природе своей связано с мужеством.

СОКРАТ. Конечно, надо так сказать, если мы хотим сами себе дать ответ на вопрос. Но мне-то кажется, что не всякая стойкость представляется тебе мужеством. А делаю я этот вывод вот из чего: ведь я-то догадываюсь, мой Лахет, что ты причисляешь мужество к самым прекрасным вещам.

ЛАХЕТ. Да…[86]

СОКРАТ. А если она [стойкость] сопряжена с неразумностью? Разве не окажется она, напротив, вредной и злокозненной?

ЛАХЕТ. Да.

СОКРАТ. Назовешь ли ты прекрасным что-то такое, что будет злокозненным и вредным?

ЛАХЕТ. Это было бы неправильно, Сократ.

СОКРАТ. Следовательно, такого рода стойкость ты не признаешь мужеством, поскольку она не прекрасна, мужество же прекрасно.

ЛАХЕТ. Ты молвишь правду.

Давайте проследим, как реализуется эленхос. Лахет утверждает, что мужество есть стойкость. Это утверждение 1. Вслед за этим Сократ заставляет его принять утверждение 2, согласно которому мужество прекрасно. Как только Лахет соглашается и с этим, его первое определение терпит крах; утверждения 1 и 2 несовместимы, хотя ему потребуется некоторое время, чтобы осознать это. Сократ подводит собеседника к мысли о том, что стойкость бывает и безрассудной, а раз так, то она не прекрасна; следовательно, ее нельзя приравнивать к мужеству, которое заведомо прекрасно. Обратим внимание: Сократ на каждом этапе использует вопросы для того, чтобы снова и снова заручаться согласием собеседника. Разве ты не высказывался так-то и разве не соглашался с тем-то? А если так, то не противоречат ли твои тезисы друг другу? Все это важно, поскольку в конце дискуссии оказывается, что именно Лахет противоречил сам себе, а не Сократ противоречил Лахету. Философ полностью контролирует происходящее.

После того как Сократ обнаруживает логическое несоответствие, по крайней мере одно из утверждений нужно либо модифицировать, либо отбросить. Но вот какое именно – это может оставаться неясным. В приведенном выше отрывке Лахет вполне мог бы сказать: «Что же, возможно, мужество не всегда прекрасно». Но такое случается редко[87]. Это может быть источником фрустрации. Кто-то выдвигает утверждение X, после чего Сократ показывает, что оно не согласуется с уступкой Y, сформулированной позже. Обычно собеседник отказывается от утверждения, а не пересматривает уступку. Но, возможно, чаще должно быть наоборот. По крайней мере, нет причин, которые препятствовали бы этому. Но Сократ пытается сделать уступку Y более весомой, нежели изначальное утверждение X.

Сократ использует эленхос во всех ранних диалогах. В «Горгии», например, Калликл говорит, что хорошая жизнь – это та, в которой больше всего удовольствия. Сократ не подвергает сделанное собеседником утверждение фронтальной атаке. Он спрашивает у Калликла, хороша ли жизнь у катамита, если его аппетиты удовлетворены[88]. (Под «катамитом», вероятно, имеется в виду пассивный гомосексуал или занимающийся проституцией мужчина, то есть кто-то крайне постыдный в древнегреческой культуре[89].) Калликл не может заставить себя согласиться, но и не возражает. Вместо этого он пытается сменить тему. Тогда Сократ подводит Калликла к другому противоречию, не такому провокационному. Являются ли трусы и дураки плохими людьми, интересуется он. Калликл отвечает, что да. Добившись тем самым желаемого признания, Сократ завершает эленхос: а способны ли трусы и дураки получать столько же удовольствия, сколько храбрые и мудрые люди? (Да.) Раз так, значит, дурные люди столь же хороши (поскольку получают столько же удовольствий), как и хорошие. А это, в свою очередь, показывает, что хорошая жизнь и жизнь, наполненная удовольствиями, не одно и то же. В итоге Калликл вынужден отказаться от своей позиции в пользу новой: то, что приносит удовольствие, является благом, но одни удовольствия лучше других. И мы продвигаемся дальше.