Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе

Итак, предположим, кто-то заявляет, что один фильм классный, а другой – нет. Вы уточняете, что значит «классный». Ответ не заставляет себя ждать: «Ну кого это волнует? "Классный" – это просто слово такое». Правильной реакцией на это было бы примерно следующее: «На деле вы же сами выделяете это слово из числа других, используя его для пояснения своей позиции. Если не желаете обсуждать термин "классный", тогда давайте поговорим о том "качестве" – как бы его ни называть, – которое, по вашему мнению, отличает одни фильмы от других. Если же вы считаете, что такого качества вообще не существует, то в чем тогда состоит ваше изначальное утверждение? Но если, по вашему мнению, оно все же есть, то давайте все-таки найдем способ поговорить о нем. И пусть он будет таким, какой вам угоден».

Если вы выскажете нечто похожее на изложенное выше, то, вероятно, никто не захочет обсуждать с вами фильмы; но как раз в этом и вся суть. Это очень старая проблема[246]. Людям кажется, что понятия их не очень волнуют, хотя на самом деле они сражаются за них, живут по ним и умирают ради них. Правда, зачастую они не находят времени для того, чтобы хорошенько в них разобраться. Они ненавидят что-то только потому, что оно обладает свойством X, но редко задумываются о том, почему именно свойство X делает вещь столь ненавистной. Сократические вопросы проливают свет на эти установки, а иногда вообще формируют их прямо на месте. Если установки выдержат проверку вопрошанием, то люди их лучше осмыслят. Если же не выдержат, то у вас на глазах произойдет заслуженное низвержение какой-нибудь ложной идеи, которую они защищали в качестве посылок первого плана.

Пропозиции. Иногда бoльшая посылка, стоящая за высказанным мнением, – это не понятие, которое нуждается в определении, а пропозиция, нуждающаяся в защите, скажем убеждение в том, что дела обстоят так-то, или в причине чего-либо. (Бoльшая посылка Милля «всякий человек смертен» – именно такая пропозиция.) Вместо того чтобы допытываться, что значит то или иное понятие, вы спрашиваете, истинна ли пропозиция. Но сперва, как и прежде, пропозицию нужно идентифицировать, поскольку даже тот, кто ее разделяет, может не осознавать ее в полной мере. Когда собственные большие посылки воспринимаются каждой из сторон как данность и остаются невидимыми для оппонента, спор может продолжаться очень долго.

Как же обнаружить пропозицию, стоящую за тем или иным тезисом? Хороший путь – без устали задавать вопрос «почему?». Вы спрашиваете, спрашиваете и спрашиваете, уподобляясь в этом деле ребенку, но не опускаясь до детского примитивизма. Этот вопрос может принимать разные обличья: «Каково назначение того, что мы обсуждаем? В чем его причина? Откуда вы это знаете? Почему вы так уверены в своем знании? В чем причина этой причины?» Подобные вопросы помогают раскрывать потаенные принципы, которые с каждым снятым слоем становятся всё более общими. И они действенны, поскольку бoльшая посылка аргументации, используемой в беседе, обычно сводится к причине, из-за которой то или иное утверждение объявляется истинным. Поэтому, интересуясь тем, какова причина высказанного вывода, мы возвращаемся к посылкам, стоящим за ним.

Представьте себе, что суд приговаривает к тюремному заключению обвиняемого по какому-то спорному делу, например, террориста, планировавшего взрыв, студента, изнасиловавшего девушку на свидании, или полицейского, избившего задержанного. Вы обсуждаете вердикт с человеком, имеющим собственное мнение о том, был ли он правильным. (Или же, как вариант, вы сами формулируете мнение на этот счет.) Привычки сократика требуют не принимать высказываемые мнения за чистую монету. Начинать нужно с идентификации принципа, стоящего за мнением. Человек говорит вам: «Этот приговор варварский» или «Это наказание слишком мягкое». Вы не произносите в ответ: «Нет, это не так». Вам хочется докопаться до базового принципа, на котором основываются утверждения собеседника. И вы начинаете спрашивать о том, например, какова цель уголовного наказания. Ответ, каким бы он ни был, скорее всего, окажется большей посылкой, обосновывающей заявленное мнение, – или, по крайней мере, ключом к ней. Если ответом будет, скажем, «расплата», то мы попадем на все ту же развилку с тремя вариантами дальнейших действий. Можно принять посылку и задать вопрос: согласуется ли она с заявлением, с которого началась дискуссия? («Если суть наказания – расплата, то почему это наказание справедливо или почему несправедливо?») Или же посылку можно протестировать. («Разве у наказания нет других целей?») Наконец, можно поставить новый вопрос, добиваясь все более широкого обобщения. («А почему, собственно, расплата?»)