Метод Нострадамуса

— В смысле, береги здоровье, — сказал ему охранник. — Его потом ни за какие бабки не купишь.

Докурив, он бросил окурок в урну у входа, напоследок огляделся по сторонам и нырнул в тепло и вкусные запахи ресторана: настало самое время перекусить и выпить чашечку крепкого кофе.

Глава 2

На закате, который был не виден за сырыми плотными тучами, на обочину пустого загородного шоссе съехала серебристая «десятка». Шины коротко прошуршали по гравию, оставляя на нем неглубокие продолговатые вмятины. Тормозные огни погасли; «дворники», в последний раз смахнув с ветрового стекла капли дождя и брызги дорожной грязи, замерли в крайнем нижнем положении. Двигатель заглох, фары погасли, но из машины никто не вышел.

Моросящий дождь поливал и без того мокрый асфальт, тихо шумел в кронах обступивших узкую полоску пустого шоссе сосен, стекал по голым красноватым ветвям берез и желтой прошлогодней листве придорожных кустов. Изредка налетавший откуда-то короткими порывами ветер срывал тяжелые капли с мокрых ветвей, и они выбивали короткую барабанную дробь по крыше автомобиля. Стекло со стороны водителя было немного опущено, и в узкую щель лениво выплывали, моментально растворяясь в сыром воздухе, синеватые клубы табачного дыма.

Так прошло две или три минуты. Потом где-то за поворотом возник характерный шум движущегося на большой скорости по мокрой дороге мощного автомобиля, и вскоре оттуда в облаке мелких водяных брызг показался, тускло сияя включенными фарами, тяжелый японский джип. С ходу проскочив мимо «десятки», внедорожник резко затормозил, прошел пару метров юзом, оставляя на мокром асфальте две курящиеся паром полосы, включил белые фонари заднего хода и, пятясь, съехал на обочину, остановившись в полуметре от капота «десятки». С забрызганного грязной водой чехла запасного колеса свирепо скалил зубы нарисованный тигр, привинченная к мокрому железу пластина номерного знака была украшена державным триколором, свидетельствовавшим о принадлежности владельца автомобиля к депутатскому корпусу.

Обе передние дверцы джипа распахнулись одновременно, и оттуда ловко выпрыгнули двое крепких молодых парней. На ходу поднимая воротники кожаных курток и втягивая в плечи круглые стриженые головы, они торопливо подошли к серебристой «Ладе», откуда навстречу им, точно так же ежась от сырости, вылезли еще двое — такие же молодые, спортивные, коротко стриженые и так же одетые в черную скрипучую кожу.

— Все нормально? — спросил один.

— А то ты не видишь, — лениво отозвался водитель «десятки», до самого верха затягивая «молнию» своей кожанки. — Раз мы тут — значит, все нормально.

— Ну так какого хрена тут мокнуть? Раньше сядем — раньше выйдем.

— Типун тебе на язык, — сказал водитель «десятки» и, повернувшись, распахнул заднюю дверцу. — Вылезай, урод. Поезд прибыл на конечную станцию, просьба освободить вагоны!

Подождав немного, он наклонился к открытой двери и протянул руку с явным намерением помочь тому, кто сидел внутри, «освободить вагоны», но пассажир уже выбирался наружу — медленно, с трудом, с явной неохотой, но выбирался, поскольку деваться ему все равно было некуда.

Его дорогой заграничный пиджак куда-то пропал, равно как и галстук, и очки, и тонкий матерчатый портфель. Еще совсем недавно идеально отутюженные брюки были измяты и испещрены какими-то пятнами, в которых, если приглядеться, можно было узнать обыкновенную грязь, известку, кровь и даже, кажется, рвоту. Разорванная в нескольких местах, выбившаяся из брюк, расстегнутая почти до самого низа, когда-то белая рубашка выглядела не лучше; разбитое в кровь, распухшее до неузнаваемости лицо ровным счетом ничего не выражало — это был просто кусок сине-черного окровавленного мяса. Двигаясь неуверенными, судорожными рывками, как испорченная заводная кукла, избитый до полусмерти человек вылез из машины и выпрямился, ожидая дальнейших распоряжений своих мучителей — казалось бы, еще живой, но уже практически вычеркнутый из списков живущих.

Водитель «десятки» схватил его за плечо, грубо развернул лицом к лесу и толкнул между лопаток в сторону придорожного кювета.

— Пошел, падаль!

Избитый человек сделал два неверных шага и упал на колени, упершись обеими руками в каменистую землю обочины.

— Погоди, Муха, — сказал водитель джипа. — Вечно ты торопишься, как голый на бабу…

Хрустя мокрой щебенкой, он подошел к джипу, открыл багажник и, вынув оттуда лопату с чистым, явно ни разу не бывшим в употреблении черенком, швырнул ее на землю рядом с пленником.

— Бери, — сказал он, — пригодится.

Окровавленная, ободранная ладонь механическим движением сомкнулась на чистом дереве черенка, пачкая его кровью и грязью. Пленник с трудом поднял лопату, слабым ударом вогнал кончик выкрашенного черной краской штыка в неподатливую смесь мокрого песка и щебенки и тяжело поднялся, опираясь на черенок, как на костыль.

— Пошел, — повторил водитель «десятки», и он пошел, с трудом передвигая подгибающиеся ноги, глядя прямо перед собой и волоча по земле лопату, кончик которой чертил на песке извилистую, дрожащую линию.