У опушки кладбищенской рощи стояла до самой крыши забрызганная грязью черная «Волга». Номеров было не разобрать; неутомимые «дворники» протерли на ветровом стекле две полукруглые амбразуры. Немолодой, одетый в летную кожанку коренастый водитель, чавкая раскисшей от затяжных дождей глиной, прохаживался вокруг, пиная скаты, пробуя рессоры и время от времени украдкой поглядывая на своего пассажира. Пассажир, пожилой мужчина в щегольском черном плаще и немодной, низко надвинутой на глаза кепке, стоял у кладбищенской ограды, держа в опущенной руке полевой бинокль. Ветер рвал полы его плаща, забираясь под одежду, но человек с биноклем не обращал на него внимания. Деревья шумели над головой, в пятнистом от смятых, изорванных облаков небе кружились черные птицы — грачи, а может быть, обыкновенные галки или вороны. Из поднебесья то и дело доносились их крики — словом, несмотря на проглянувшее солнышко, обстановка была мрачная, под стать настроению. А впрочем, кладбище есть кладбище, веселиться тут как-то не принято…
Человек в кепке поднес к глазам бинокль, подрегулировал резкость и отыскал окулярами ползущий через голое поле микроавтобус, который тяжело переваливался с ухаба на ухаб, издали напоминая застигнутое штормом в открытом море мелкое рыболовное суденышко. Солнечный луч, отраженный линзой, на миг ослепил водителя микроавтобуса; щурясь, он повернул голову туда, где ему почудилась яркая вспышка, но, разумеется, ничего не разглядел, кроме темной массы старых деревьев и кружившей в небе птичьей стаи, похожей на чаинки в стакане с энергично размешанным кипятком.
Справа от дороги, по которой двигался микроавтобус, виднелся частокол крестов, фанерных пирамидок и покосившихся, утонувших в бурьяне памятников из цемента пополам с мраморной крошкой. Пестрели искусственными цветами и золотом прощальных надписей поблекшие, облезлые венки. У самой дороги захоронения были посвежее, продолговатые холмики желтого суглинка еще не успели осесть и порасти травой, но и они уже приобрели покинутый, сиротливый вид. Москва — город большой и суетный, и обитатель этого помешавшегося на деньгах мегаполиса, отдав концы и упокоившись на таком вот дальнем кладбище, не может рассчитывать на избыток внимания со стороны своих близких. Хорошо, если памятник поставить соберутся, а нет, так и не надо: спасибо уже и на том, что похоронили по христианскому обычаю, в земле, а не спалили в печке, как сосновую колоду…
Слева, где бурьян был повыше и погуще, кресты, фанерные пирамидки и цементные плиты отсутствовали, не говоря уже об оградках и венках. Здесь, местами совершенно скрытые травой, рядами торчали покосившиеся колышки с прибитыми на них потемневшими, покоробившимися от непогоды фанерными табличками. Кое-где еще можно было разобрать надписи: порядковые номера захоронений и даты смерти. Здесь хоронили безымянных, неопознанных покойников: бездомных стариков, нищих, бомжей, опустившихся привокзальных проституток, а также гастарбайтеров, приехавших в Москву из братских республик бывшего Советского Союза искать счастье, а нашедших лишь безымянную могилу в продуваемом всеми ветрами поле недалеко от городской свалки. Один из этих бедолаг лежал сейчас на железном полу в кузове, завернутый вместо савана в мешок из плотного черного полиэтилена.
Впрочем, этот жмур был не из простых, а, как говорится, с историей. Водитель микроавтобуса эту историю знал — профессиональные водители всегда знают все на свете или, по крайней мере, думают, что знают, — и, как все водители, был не прочь поговорить в дороге, а его помощник, прыщавый парнишка лет двадцати, был готов слушать с подобающим вниманием. Рассказ старшего товарища, хоть и выглядел порядком приукрашенным, все-таки помогал отвлечься от неприятных мыслей, которые одолевали юного могильщика всякий раз, как он оказывался на своем рабочем месте.
В основе неспешного повествования, которое, вертя баранку, дергая рычаг и играя педалями, вел умудренный опытом шофер труповозки, лежал истинный факт, однако красочные подробности, коими был обильно уснащен рассказ о происшествии у Белорусского вокзала, имели с этим фактом очень мало общего. Как правило, так оно и бывает; именно таким путем сегодня создаются мифы — точно так же, как создавались три тысячи лет назад, и как, наверное, будут создаваться тысячи лет спустя.
Если верить рассказу водителя, в доме недалеко от Белорусского вокзала имел место настоящий бой, в ходе которого тот самый неопознанный покойник, что лежал сейчас в грузовом отсеке его колымаги, убил на месте сначала любовницу крупного криминального авторитета, потом двоих его охранников, а затем и одного из подоспевших к месту перестрелки ментов. Еще трое ментов были ранены, причем один из них до сих пор лежал в реанимации, балансируя между жизнью и смертью. А затем, расстреляв все до единого патроны и поняв, что прорваться через кольцо окружения ему не удастся, меткий стрелок выдернул чеку из гранаты, подпустил противника поближе и разжал ладонь.