— Правы в общем-то, — вяло произнес Семен Сергеевич. — Да только одной правотой сыт не будешь. Кроме желаний, предположений и надежд есть еще и суровая реальность. А что касается реальности, то она…
— Семен Сергеевич, — оборвала его Фира, — так вы будете продолжать расследование?
— Я же сказал, дело приоста…
— Мне не нужны ваши служебные формулировки, — крикнула Фира дрожащим от слез и возмущения голосом. — Мне нужен четкий ответ: вы будете продолжать расследование?
Воронов громко вздохнул и произнес угасающим голосом:
— Боюсь, что нет.
— В таком случае до свидания. И не думайте, что это сойдет вам с рук. — Фира всхлипнула. — Я найду управу на вас и вашу поганую контору.
— А это уж как вам будет угодно, — смиренно сказал Воронов. Прощайте.
Комнату наполнили короткие гудки. На том конце провода положили трубку.
Фира швырнула трубку на рычаг и повернулась к сестре.
— Плохо дело, Фирочка, — тихо проговорила Гита, с испугом глядя на сестру.
— Плохо, Гиточка, — в тон ей ответила Фира. Она взяла с дивана сумочку, достала из нее ажурный розовый платочек и промокнула им глаза.
— Что будем делать? — робко спросила Гита.
Фира спрятала платочек в сумочку, защелкнула замком и, повернувшись к сестре, громко и четко произнесла:
— Бороться. Я найду этих мерзавцев. Чего бы мне это ни стоило.
Гита кивнула и протянула руки навстречу сестре. Та ласково, но настойчиво уклонилась от объятий и сказала:
— Не время для сантиментов, Гиточка. Ты отправляйся домой.
— В Израиль? — изумленно воскликнула Гита, глядя на сестру округлившимися глазами.
— Нет, в Гваделупу, — съехидничала та. Но тут же смягчилась и добавила уже более ласково: — Ну конечно, в Израиль, милая моя. В дорогую сердцу Хайфу. Тебе здесь делать больше нечего. Я и сама могу справиться.
Гита обиженно поджала нижнюю губу и упрямо покачала головой.
— Что это значит, Гиточка? — холодно произнесла Фира. — Ты отказываешься?
— Да, Фирочка. Я отказываюсь. — В голосе черноволосой добрячки Гиты появился вызов. — Я не уеду отсюда, пока убийца моей сестры не понесет заслуженное наказание.
— Браво! — сказала Фира и демонстративно похлопала в длинные узкие ладоши. — А если убийцу будут искать десять лет?
Гита заметно сникла, но, глянув исподлобья на строгую сестру, тихо сказала:
— Все равно.
— Еще раз браво. — Рыжая усмехнулась. — К тому времени ты как раз станешь ветхой, больной, никому не нужной старушкой. С чем тебя и поздравляю.
— Пусть, — упрямо произнесла Гита. — Я уеду отсюда только вместе с тобой.
— Ну что ж, — Фира провела ладонью по своей плоской груди, смахивая невидимую соринку, — ты сама так решила. Не говори потом, что я тебя не предупреждала. Звони Семе Моисееву. Кажется, вы с ним были когда-то оч-чень дружны. — Фира ехидно улыбнулась. — Или я ошибаюсь?
Гита вспыхнула, но ничего на это не ответила. Лишь придвинула к себе телефон.
— Прости, — сказала Фира, потупив глаза, — я не хотела.
Гита улыбнулась сестре и принялась накручивать номер.
Глава пятая
В памяти Фиры и Гиты еще живы были те тяжелые, но славные времена, когда они — три молодые девушки — жили в городе Риге и не жаловались на судьбу. Когда погибли отец с матерью, Доли было всего пять лет. На похоронах она плакала громче всех, особенно когда гроб опускали в могилу, но спустя каких-нибудь полгода она обо всем забыла и едва ли помнила даже то, как выглядели ее родители, не говоря уже о прочем. Она было взялась называть матерью Фиру, но та ее быстро от этого отучила. Хватило нескольких окриков и пары-тройки хороших шлепков.
Доли росла бойкой, любопытной и жизнерадостной девчонкой. Сестры окружили ее нежной заботой. Гита выучилась на швею. Спустя некоторое время средняя сестра — Фира — последовала ее примеру. В отличие от Гиты, Фире не очень нравилось портняжье искусство, но других способов содержать семью она не видела. Если старшая сестра работала за любовь, то средняя — за совесть. Ее упорству можно было только позавидовать.
Шли годы. Доли превращалась в хорошенькую девушку, и старшие сестры работали не покладая рук, чтобы их маленькая куколка Доли ни в чем не знала нужды. У нее были самые нарядные платьица и курточки. Самые модные шапочки и брючки.
Вскоре Фира ушла со швейной фабрики, заявив, что гробить время на эту красную сволочь — себе дороже, и она больше не намерена корячиться на фабрике от рассвета до заката за три копейки. Робкая и добрая Гита предпочла не спрашивать сестру о том, каких уродов она имела в виду, и просто смирилась с судьбой.
Вскоре Фира открыла свою собственную полулегальную частную лавочку. Поначалу она обшивала весь квартал, а уже через полтора года об искусной портнихе с улицы Ленина знала и вся Рига.