– Будем исходить из того, что наша монашка – сестра в этом урсулинском монастыре… или, по крайней мере, была раньше, – подала голос Тина. – Вспомните шрамы у нее на запястьях и шее. Возможно, Граймс издевался над ней. Может, мы имеем дело со случаем насилия.
– Значит, ты допускаешь месть как мотив? – спросила Сабина.
– Я задаюсь вопросом, что могло сподвигнуть женщину, которая настолько глубоко верит в Бога и его заповеди, совершить такой ужасный поступок.
– Не знаю, – призналась Сабина. – Но я по-прежнему убеждена, что у нее были сообщники, которые сделали за нее физическую работу и помогли с техническими знаниями для этой ловушки.
Глава 8
Собрав еще больше информации об урсулинках, в десять часов вечера Сабина вошла в смотровую комнату для допросов, в которой все еще сидела монашка – на стуле за столом под люминесцентными лампами, руки в наручниках.
Пока что она находилась под строгой охраной и была все еще неофициально под арестом: ее не передали судье и не определили, как положено, в камеру предварительного заключения. БКА имело право задержать ее у себя на 48 часов. Все-таки она как минимум знала о предстоящем убийстве и ничего не предприняла для его предотвращения.
Так как женщина отказалась надевать серую униформу заключенных, на ней все еще было монашеское облачение. Сабина никак не могла привыкнуть к такому сюрреалистичному виду. Монахиня и комната для допросов – все это не вязалось. К тому же лицо женщины частично скрывалось в тени от нависающего головного покрывала, и выглядела она немного мистически.
Женщина держала в руках четки с маленьким деревянным крестом, которые до этого висели у нее на поясе, и с невероятным спокойствием перебирала их пальцами. Обычно у любого заключенного сразу же забрали бы тряпичный пояс, четки и цепочку с серебряным крестиком. Слишком легко ими можно задушиться. Но монахиня воспротивилась отдать все эти предметы. Так что ей их оставили из уважения к ее религии, правда, при условии, что и ночью она останется в комнате для допросов под постоянным видеонаблюдением, – с чем она согласилась. Поэтому комната для допросов 2B была спешно переоборудована в камеру неофицального тюремного заключения.
Сабина сидела в темноте с чашкой дымящегося кофе и через одностороннее стекло смотрела в камеру – как в террариум, где находилась опасная змея. С тех пор как она вышла от монахини этим утром, женщина не произнесла ни слова – только попросила разрешения сходить в туалет и что-нибудь, чтобы утолить голод и жажду. Больше ничего.
Сабина потягивала кофе и просматривала на мониторе видеозаписи последних часов в ускоренной перемотке; глубоко погрузившись в молитву, монашка излучала почти зловещее спокойствие.
Наконец Сабина поднялась, вытащила служебное оружие из кобуры, отдала его на хранение коллеге из ночной смены и вошла в камеру.
Монахиня подняла глаза, ее лицо разгладилось и тут же приобрело дружелюбное выражение.
– Добрый вечер.
–
Чем заслужила полное внимание женщины. Она с интересом изучала Сабину.
– Рада вас снова видеть. Без вас было одиноко.
– Я могу сесть?
– Пожалуйста.
Сабина опустилась на стул и ждала, чтобы монахиня продолжила разговор.
– Полагаю, вы уже нашли Вальтера Граймса и выяснили связь с тем монастырем, название которого вы процитировали. Правда, это называется
– Спасибо, я еще не так сильна в этой теме, – небрежно бросила Сабина, не желая признаваться, что уже знает больше.
– Граймс выжил?
Сабина сжала губы и промолчала.
Монахиня продолжала перебирать пальцами четки.
– Я не горжусь произошедшим, и мне жаль, что все так вышло, но это было неизбежно.
– Я не слышу раскаяния в вашем голосе, – ответила Сабина. – Вы равнодушны к тому, что мужчина лишился жизни, а вам предъявят обвинение в убийстве и отправят до конца жизни за решетку?
– Я знаю, живут только один раз, – улыбнулась монахиня, – но если все сделать правильно, то и одного раза достаточно.
– Достаточно для чего?
– Для загробной жизни.
Сабина вздохнула.
– Что вам сделал Граймс? Он вас оскорбил, изнасиловал или унизил?