Метка Каина

Гаровильо ударил Ангуса по лицу так сильно, что изо рта шотландца вылетел комок слюны и крови, упавший в пыль и мутно блеснувший в свете автомобильных фар. Террорист заорал:

— Зажигайте факелы! Быстро!

Альфонса поволокли к столбу. Дэвид смотрел на все, парализованный ужасом. Они действительно собирались это сделать…

Эми закричала:

— Мигель! Остановись! Пожалуйста! Зачем это?

— О, красотка заговорила? Да? Bai? Ez? [80]Скажи мне, где прячется Элоиза Бентайо, и я остановлюсь. А до того я буду жечь долбаных полукровок, как жгли мой народ, как пытали мой народ, как сжигали баскских ведьм…

— Ты не баск, ты сам долбаный слабоумный, — Ангус как будто выплевывал слова. — Ты кагот! Кусок дерьма. Посмотри на себя…

— Ангус, помоги! Помоги мне!

Это закричал Альфонс, пронзительно завывая. Его уже привязали к столу; небо за его спиной было невероятно темным. Лицо Эми перекосилось от ужаса.

— Прекрати это… Мигель!

— Только если вы мне скажете. Где Элоиза? А?

Ангус резко бросил:

— Зачем? Ты, каготская задница, зачем она тебе? Ты ведь ее тоже убьешь, разве не так?

Мигель взмахнул рукой:

—  El fuego. Mesedez… [81]

Дэвид просто смотрел, почти не дыша. Один из помощников Мигеля наклонился к сухим поленьям, сложенным у ног Альфонса. Мартинес заметил, что дружок Ангуса носит кроссовки «Найк». И вдруг понял, что думает только о том, расплавится ли пластик подошв. Дэвид глубоко вздохнул, он ничего не сможет сделать, лишь стать свидетелем чудовищного убийства. Энока щелкнул зажигалкой «Зиппо». Вспыхнул крошечный огонек, начал разгораться…

— Ангуссс…

Альфонс пронзительно кричал, его голос бился в каньоне, как колокольный звон.

Неуверенно всплеснулись первые языки пламени, как будто сначала им хотелось рассмотреть жертву, слегка попробовать его плоть. Как пробуют первое свежее мясо детеныши хищников.

— Заодно и мы согреемся, — сказал Гаровильо. — Пока жарится этот выродок.

Пламя набирало силу, поднималось все выше и увереннее. Деревья пустыни были очень сухими. Огонь трещал в холодном прозрачном воздухе. Запах дыма наполнил ночь. Луна равнодушно бросала свои лучи. Альфонс кричал, визжал, извивался в своих путах.

Гаровильо выразительно вздохнул.

— Вот так оно и пойдет дальше. Ангус Нэрн, ученый Ангус Нэрн… Теперь-то ты должен мне сказать, где она. Альфонс вот-вот умрет, поджарится, превратится в бифштекс. Ты ведь этого не хочешь, правда? Не хочешь, чтобы он стал просто куском жареного мяса? Чтобы… покрылся аппетитной корочкой?

Ангус смотрел на Мигеля в упор.

— Да ты ведь все равно всех нас убьешь. Так что можешь делать что вздумается. Какое это имеет значение?

Альфонс кричал без умолку. Он дергался и выл:

— Ангус… нет… Ангус… прошу, скажи ему…

Мигель снова улыбнулся.

— А ему ведь хочется жить, доктор Нэрн. Он не хочет, чтобы… чтобы его юные ручки и ножки поджарились, как на гриле. И я вполне его понимаю. Я вегетарианец. Barazkijalea naiz! [82]— Он демонстративно вздохнул. — Так что лучше говори.

Ангус промолчал. Дэвид видел, как дергается щека шотландца — тот изо всех сил стискивал зубы. Альфонс завывал:

— Мне больно! Ангус! Я горю! Умоляю…

Пламя вздымалось все выше, искры долетели до волос Альфонса; волосы задымились, съеживаясь, и вонь паленой шерсти смешалась с древесным дымом. Альфонса уже охватывал огонь. Он начинал гореть.

Секунды ожидания бесконечно тянулись во тьме.

— Ладно! Прекрати это! — закричал Ангус. — Я тебе скажу, где Элоиза. Загаси огонь!

Мигель повернулся к нему и рявкнул:

— Говори сейчас!

— Она в Шперргебите!

— Где это?

— Двадцать шесть километров к югу от Диас-Пойнта! Погаси огонь, прекрати это…

— Точнее, где именно?

— Заброшенный рудник Тамар Майнхед. Рош-роуд. Прячется в офисных строениях. Гаровильо…

Мигель ухмыльнулся. Повернулся к своим подручным. И махнул им рукой.

— Плесните в огонек немножко бензина. Ночь обещает быть очень холодной, нам не помешает хороший большой костер.

Следующий час стал невероятно долгим и самым чудовищным в жизни Дэвида. Это было намного хуже всего того, чему он уже стал свидетелем за последнюю страшную неделю, полную насилия.

Альфонс горел медленно, основательно, испытывая невыносимые муки. Сначала задымились его кроссовки; они почернели и расплавились, стиснув ступни в обжигающем пластике; потом, задымившись, упали со светло-коричневых ног хлопковые штаны, оставив на коже прилипшие к телу горящие лоскуты. И, наконец, начала жариться плоть. Это было непристойное зрелище. Бежевая кожа облезала, выставляя напоказ жир и мышцы. А потом начал таять жир на бедрах юноши, и от его брызг огонь шипел и плевался искрами. И все это время Альфонс кричал. Такого пронзительного, безумного крика Дэвид не слышал никогда. Пронзительный визг разносился по затихшей пустыне… человек медленно сгорал заживо.

А потом крик затих, перейдя в низкий утробный стон. Пламя уже бушевало вовсю, а Альфонс как будто воспевал собственную смерть. Его волосы давно уже превратились в бесформенную черную массу, вонь горящего мяса была сладкой и зловещей… это был запах крематория, запах барбекю…