Метка Афины

Ее факел потух, оставляя ее только со светом, исходящим от ее кинжала. Она поняла, что оставила свой самодельный костыль на другой стороне пропасти. Она чувствовала себя опустошенной, но ее ум был ясен. Ее паника, казалось, сгорела вместе с тем сотканным мостом.

«Ткачиха», — думала она. — «Я должно быть уже близко. По крайней мере, я знаю, кто меня ждет впереди».

Она прошла в следующий коридор, стараясь не опираться на больную ногу. Однако, далеко ей идти не потребовалось. На расстоянии двадцати футов тоннель переходил в большую, словно собор, пещеру, такую величественную, что у Аннабет появились проблемы с переработкой увиденного. Она догадалась, что именно это место Перси видел в своем сне, но здесь было совсем не темно.

Бронзовые жаровни волшебного света, использующиеся богами на Олимпе, пылали вокруг комнаты, усыпанной великолепными гобеленами. Каменный пол был покрыт трещинами, словно ледник. Потолок был настолько высоким, что терялся во мраке и слоях паутины. Шелковые нити толщиной со столбы тянулись с потолка, разбегались по всей комнате, крепились к стенам и полу, будто кабели подвесного моста. Сети также окружили главную центральную часть святыни, которая была настолько пугающей, что Аннабет даже боялась взглянуть на нее. Над ней нависла статуя Афины высотой в сорок футов, с кожей цвета слоновой кости и в золотом платье. В протянутой руке Афина держала статую Ники, крылатой богини победы. Отсюда статуя выглядела крошечной, но, вероятно, вблизи она была размером с человека. Другая рука Афины опиралась на щит со змеей, такой же большой, как рекламный. Змея выглядывала сзади, будто Афина защищала ее. Лицо богини было безмятежным и доброжелательным… что было очень присуще Афине. Аннабет видела множество статуй, которые вообще не напоминали ее маму, но эта гигантская версия, сделанная тысячи лет назад, заставила ее думать, что художник, должно быть, встречал Афину лично. Он изобразил ее идеально.

— Афина Парфенос, — пробормотала Аннабет. — Она и вправду здесь.

Всю свою жизнь Аннабет мечтала увидеть Парфенон. Теперь она собственными глазами созерцала главную достопримечательность города, и она была первым ребенком Афины, которому удалось найти ее спустя тысячелетия.

Она поняла, что ее рот был широко раскрыт. Аннабет сглотнула. Она могла простоять там весь день, рассматривая статую, пока не вспомнила, что выполнила лишь половину миссии. Она нашла Афину Парфенос. Теперь, каким образом она собиралась вытащить ее из этой пещеры?

Паутинные пряди покрывали ее, словно марлевый павильон. Аннабет подозревала, что без этих сетей, статуя уже давно провалилась бы вниз через ослабленный пол. Когда она ступила в комнату, то увидела, что трещины в полу были настолько широкими, что она, возможно, могла потерять в них ногу. Под трещинами она не видела ничего, кроме пустой темноты.

Холод нахлынул на нее. Где был стражник статуи? Как Аннабет могла освободить статую, не разрушая пол? Она не могла просто толкнуть Афину Парфенос вниз по коридору, из которого пришла.

Она осмотрелась в надежде увидеть то, что могло бы помочь. Ее глаза блуждали по гобеленам, которые были мучительно красивы. Один из них показывал трехмерную пасторальную сцену, и, возможно, служил в качестве окна. Другой гобелен показывал богов, борющихся против гигантов. Аннабет увидела пейзаж Подземного мира. Рядом с ним была изображена линия горизонта с современным Римом. А на гобелене с левой стороны от нее… У нее перехватило дыхание. Это был портрет двух полубогов, целующихся под водой: Аннабет и Перси, в тот день, когда друзья бросили их в озеро в лагере. Изображение было столь реалистично, что ей стало интересно, а не была ли ткачиха там в тот день, скрываясь в озере с водонепроницаемой камерой.

— Как это возможно? — пробормотала она.

В темноте над ней раздался голос:

— На протяжении столетий я знала, что ты придешь, моя сладкая.

Аннабет вздрогнула. Внезапно она вновь почувствовала себя маленькой семилетней девочкой, скрывающейся ночью под одеялом, ожидая, когда пауки нападут на нее. Голос звучал так, как и описывал его Перси: сердитое гудение в нескольких тонах, голос женщины, но не человека.

В прядях над статуей передвигалось нечто темное и большое.

— Я видела тебя во сне, — сказал голос, полон сладости и зла, как тот запах в коридорах. — Я должна была убедиться, что ты достойна. Единственный ребенок Афины, который достаточно умен, чтобы пройти мои испытания и добраться до этого места живым. И вправду, ты у нее самая талантливая. Твоя смерть принесет моему старому врагу еще больше боли.

Боль в лодыжке была ничем, по сравнению с той ледяной кислотой, которая наполняла ее вены. Она хотела убежать. Она хотела умолять о пощаде. Но она не должна была показывать слабость, не сейчас.

— Ты — Арахна, — крикнула она. — Ткачиха, превращенная в паука.

Фигура спустилась ниже, становясь все яснее и ужаснее.

— Проклятая твоей матерью, — сказала она. — Всеми отвергнутая и превращенная в отвратительное существо… потому что я была лучшей ткачихой.