Тем не менее, его длинные фиолетовые волосы были стянуты в хвост из дредов, которые украшали золотые и серебряные монеты, что не укладывалось в голове у Перси. У него было десятифутовое копье, привязанное к спине — оружие гигантов.
Он был одет в самую большую черную водолазку, какую Перси только приходилось видеть, черные штаны и черные кожаные ботинки со столь длинными и загнутыми концами, что напоминали шутовские туфли. Он ходил взад и вперед перед выступающей платформой, проверяя бронзовую бочку размером с Перси.
— Нет, нет, нет, — бормотал гигант сам себе. — Где же шоу? Где смысл? - он крикнул в темноту. — От!
Перси услышал шарканье вдалеке. Еще один гигант появился из темноты. Он носил точно такой же черный костюм, вплоть до изогнутых туфель. Единственная разница между двумя гигантами была в том, что у второго волосы были зеленые, а не фиолетовые.
Первый гигант чертыхнулся.
— От, почему ты каждый день это делаешь? Я же говорил тебе, что сегодня я одену черную водолазку. Ты мог бы одеть что угодно, но одел черную водолазку!
От моргнул, как будто он только что проснулся.
— Я думал, что ты будешь одет в желтую тогу сегодня.
— Это было вчера! Когда ты появился в желтой тоге.
— О, точно. Прости, Эфи.
Его брат зарычал. Они, должно быть, были близнецами, так как их лица были одинаково уродливы.
— Не называй меня Эфи, — потребовал Эфи. — Зови меня Эфиальт. Это мое имя. Или можешь использовать мой сценический псевдоним: БОЛЬШОЙ ЭФ!
От скривился.
— Я все еще не уверен в этом псевдониме.
— Чепуха! Он идеально подходит. Теперь… как идет подготовка?
— Неплохо, — От казался не очень заинтересованным. — Тигры-людоеды, вращающиеся клинки… Но я все еще думаю, что нам бы пригодилось несколько балерин.
— Никаких балерин! — поспешил Эфиальт. — И что касается этой штуковины, - он посмотрел на бронзовую бочку с отвращением. — Зачем она? Это не интересно.
— Но в этом весь смысл шоу .Он умрет, если остальные его не спасут. А если они придут вовремя…
— Ох, лучше бы это было так! — сказал Эфиальт. — Первое июля, Календы Июля, посвященные Юноне. Тогда Мать и хочет уничтожить этих дурацких полубогов и кинуть это в лицо Юноне. К тому же, я не собираюсь платить сверхурочные этим духам гладиаторов!
— И тогда все они погибнут, — сказал От. — А мы начнем разрушение Рима. Прямо так, как хочет мама. Это будет потрясающе. Толпе должно понравится. Римские призраки обожают такие вещи.
Эфиальт не выглядел убежденным.
— Но бочка просто стоит здесь. Нельзя ли подвесить ее над костром или кинуть в бассейн с кислотой или что-то в этом роде?
— Он нужен нам живым еще несколько дней, — напомнил От своему брату. — Или же семерка не проглотит наживку и не примчится сюда спасать его.
— Хм. Думаю, ты прав. Но немного криков не помешало бы. Эта медленная смерть слишком уж скучна. И, да, что там с нашей талантливой подругой? Она готова принять гостя?
Лицо Ота приняло кислое выражение.
— Я не люблю говорить с ней. Она нервирует меня.
— Но она готова?
— Да, — неохотно согласился От. — Она готова уже на протяжении нескольких веков. Никому не убрать эту статую.
— Превосходно, — Эфиальт потер руки в предвкушении. — Это большой шанс для нас, брат мой.
— Так же ты сказал о нашем последнем трюке, — пробормотал От. — Я держал этот кусок льда, подвешенный над рекой Летой шесть месяцев, и никто не обратил на нас ни малейшего внимания!
— Тут все будет по-другому! — настаивал Эфиальт. — Мы установим новый стандарт вечеринок! И если маме понравится, то тогда мы сможем проложить наш собственный путь к славе и богатству!
— Надеюсь, —вздохнул От. — Хотя, я все же думаю, что те костюмы балерин из Лебединого Озера хорошо бы…
— Никакого балета!
— Прости.
— Идем, - сказал Эфиальт. — Давай проверим тигров. Я хочу быть уверен, что они голодны!
Гиганты неуклюже ушли куда-то в темноту, и Перси повернулся к сосуду.
«Я должен узнать, что там внутри, — подумал он».
Он направился вперед, прямо к поверхности сосуда. Затем он прошел сквозь него.
Внутри сосуд пах чьим-то несвежим дыханием и ржавым металлом. Единственный свет исходил от тусклого фиолетового свечения темного меча, чье лезвие из Стигийской стали было установлено против одной из стен контейнера. У мальчика, который держал меч, был удрученный вид, одет он был в рваные джинсы, черную рубашку и старую куртку летчика. На его правой руке блестело серебряное кольцо в форме черепа.
— Нико, — позвал Перси. Но сын Аида не слышал его.
Сосуд был абсолютно герметичен. Воздух в нем становился ядовитым. Глаза Нико были закрыты, дышал он слабо. Казалось, он медитировал. Его лицо было более бледным и худощавым, чем помнил Перси.
На внутренней стенке сосуда Нико как будто выцарапал мечом три метки, возможно, они означали те три дня, которые Нико провел в плену?
Казалось невозможным для Нико выживать так долго, постоянно задыхаясь и находясь без доступа к свежему воздуху. Даже во сне Перси начинал ощущать панический страх, желание получить достаточно кислорода.
Потом он заметил что-то, лежащее между ног Нико — какие-то блестящие предметы, размером не больше, чем детские зубы.