– Сейчас, – Гена метнулся к хлебнице, достал булку бородинского хлеба, порезал его и, чтобы не нарваться на следующий вопрос, сделал Татьяне бутерброд – черный хлеб, пластик сала, долька лука, долька соленого огурца и подал ей.
– Так-то лучше, Рожкин. Ты начинаешь исправляться, – улыбнулась она. – За наши успехи! – подняла она следующую рюмку. Они выпили, закусив бутербродами и соленьями. Водка разошлась теплом по жилам, настроение поднялось.
– Давай, Рожкин, еще по одной и завтра в школу не пойдем, – пошутила Татьяна.
– Давай. А и правда – на хрена нам нужна теперь работа? Деньги есть, можем пожить для себя, – согласился Гена, оттаивая от напряжения, созданного собственным эго.
– Подавай заявление об увольнении со своего завода. Месяц отработаешь, после этого будешь свободен, как птица. Кроме геморроя на наших работах ничего не заработаешь, – задумчиво произнесла Татьяна, держа в руках пустую рюмку и глядя куда-то вдаль.
– Хорошо, на эту каторгу я всегда успею вернуться, – согласился Гена, вертя в руках пустую рюмку и так же смотря куда-то вдаль.
– Как купим квартиру в Москве, и я уволюсь – устала уже. Хотя работа нравится. Но очень тяжелый труд у нас. Я так долго не вытяну, чувствую это. Сейчас, конечно, стало гораздо легче – Астор помог, так бы наверно уже бы с инсультом слегла. Но уже перегорела – не хочу больше надрываться тут. Учителя должны работать на одну ставку, и зарплата должна позволять жить при этом как среднему классу в Америке, – с досадой произнесла Татьяна.
– Конечно, Таня, давай увольняйся по окончании учебного года, а то опять втянешься, совесть не позволит бросить класс, – попросил Гена с мольбой в голосе.
– Хорошо, Рожкин, уволюсь после экзаменов, – пообещала Татьяна. – Теперь как-то нет стимула надрываться – ты лишил меня его. И я этому рада, как бы странно это не звучало, – задумчиво произнесла Татьяна. – Пошли спать, папа забрал детей – у них побудут пару дней. Сегодня у меня было слишком много впечатлений.
Глава 25. Виктор, январь 1988 года
Через два месяца Виктор отправил своего директора Кузьмича встретиться с Кузиным, директором Радиотехнического завода. У Кузьмича уже сформировались стальные мышцы и кожа, было что продемонстрировать коллеге.
– Здравствуйте, Николай Алексеевич! Хотел поговорить с вами по очень важному поводу. Это касается возможности продлить вашу молодость, точнее, вернуть ее, – начал Кузьмич свою атаку в кабинете у Кузина.
– Анатолий Мартынович, вы же не врач, о чем это вы? – удивился Кузин.
– Мне стало известно одно средство от всех болезней, которое позволит продлить нашу жизнь. И оно иноземное, – продолжил Кузьмич.
– Ну, у нас почти все, что обладает уникальными свойствами, иноземное, – улыбнулся Кузин.
– Точнее будет сказать, что оно инопланетное, – открыл тайну Кузьмич.
Кузин перестал улыбаться:
– Откуда вам о нем стало известно? КГБ в курсе?
– КГБ не в курсе. Это будет наш секрет, тем более, что он касается только нашего здоровья, а это уже КГБ не касается, – улыбнулся Кузьмич.
– Интересно, и какие же результаты от этого средства? – уже более заинтересованно спросил Кузин.
– Дай мне твой нож для бумаг из канцелярского набора. Для наглядности его сломать придется, – попросил Кузьмич.
– Держи, не жалко, все равно им не пользуюсь, – Кузин передал нож Кузьмичу.
– Я бы попросил тебя ударить этим ножом мне по руке, но, думаю, что ты этого делать не будешь. Поэтому я сам ударю ладонью по лезвию ножа, – сообщил он Кузину.
Кузьмич положил левую руку на стол с ножом лезвием вверх. Открытой ладонью правой руки легонько пристукнул сверху вниз по лезвию, которое должно было проткнуть ладонь. Но лезвие ножа смялось.
– Вот, полюбуйся! – с этими словами Кузьмич передал нож Кузину.
– Это что, фокус какой-то? – удивился Кузин.
– А ты попробуй распрями! Да и нож-то твой, – ответил Кузьмич.
Кузин попытался выпрямить нож, но не тут-то было.
– А теперь давай я попробую, – Кузьмич взял в руки нож и начал пальцами выпрямлять лезвие, как будто оно было из пластилина.
– Фантастика! – восхищенно воскликнул Кузин. – Ты хочешь сказать, что и я так смогу, если буду принимать это средство?
– Да, именно это я и хотел сказать. После него твою шкуру невозможно будет пробить из автомата. Болеть ты перестанешь, за год помолодеешь лет до двадцати пяти, – ответил Кузьмич.
– Ты-то не помолодел, я смотрю, – возразил Кузин.
– Я в начале пути, прошло два месяца. Как видишь, шкура и мышцы уже стальные, – ответил Кузьмич. – Да и процесс изменения внешности управляем, у меня пока заморожен – только на десяток лет внешне помолодею. Сам понимаешь, если у меня будет вид двадцатипятилетнего юнца, на это сразу обратят внимание.
– Разумно. Что я за это должен делать? Я так понимаю, что бесплатно такие вещи не предлагаются? – спросил Кузин.