— На пароходе? — спросил хирург.
— Не знаю. Но если бы даже он мчался со скоростью света и это казалось бы ему невыносимо медленным, он стискивал бы кулаки в неистовом нетерпении. Да, его возвращение было таким же стремительным и безудержным, как его головокружительное падение.
— Я справлялся с картой, — заметил хирург. — Он мог лететь в Европу через Флориду и Канаду. Или через порт Натал и Дакар. Но чистая случайность, что он смог нанять самолет.
— Случайность! — проворчал ясновидец. — Случайностей не бывает. Он должен был спешить. Он оставил за собой огненный след, как метеор.
— А почему он потерпел аварию?
— Потому что был уже дома. — Ясновидец поднял глаза. Дома он должен был погибнуть, поймите. Довольно и того, что он вернулся.
XVIII
Что делать, что делать, если сердце так быстро слабеет! Оно бьется все чаще и чаще, кровяное давление падает. Скоро это изношенное сердце остановится, как бы захлебнувшись, и конец. Конец пациенту Икс… А кто это поставил букетик около его постели?
— Теперь ведь есть новая вакцина против желтой лихорадки, — говорит знаменитый терапевт. — Но только откуда ее взять?.. Впрочем, он умрет от сердечной недостаточности, тут уж ничего не поделаешь.
Сестра милосердия перекрестилась.
— Этот ваш ясновидец — изрядный психопат, — продолжал старый корифей, присев на край постели. — Но чередование жажды одиночества и тревожной непоседливости он описал очень интересно. Налицо картина циклического депрессивного психоза у субъекта с неуравновешенной психикой. Это проливает свет на историю пациента Икс.
— А много ли мы о нем знаем?.. — Хирург пожал плечами.
— Все же кое-что знаем, коллега, — возразил терапевт. Его тело уже говорит о многом. Известно, например, что он долго жил в тропиках, но родился не там: ведь он болел разными тропическими болезнями, стало быть, не акклиматизировался. Зачем же, скажите пожалуйста, он полез в такие гиблые места?
— Не знаю, — проворчал хирург. — Я не ясновидец.
— Я тоже нет, но я врач, — не без колкости отозвался старик. — Учтите, он был невропат-циклотимик[18], человек с раздвоенной неустойчивой психикой, легко поддающийся депрессии…
— Это вам наболтал ваш вещун? — усмехнулся хирург.
— Да. Но пателлярные рефлексы говорят то же самое. Гм, что же я хотел сказать?.. Ну вот, такой циклотимик легко, вступает в конфликт со средой или со своим занятием. Бессильный превозмочь отвращение ко всему, он сжигает мосты и спасается бегством.
Будь он физически слабее, он, может, и примирился бы с неудачей. Но этот тип богатырского сложения, вы заметили?
— Конечно.
— Реакции у него должны быть чрезвычайно бурные, прямо вулканические. Мне, врачу, не следовало бы этого говорить, но для многих людей физическая слабость — нечто вроде тонких и спасительных пут: слабые люди инстинктивно притормаживают свои реакции, боясь надорваться. А этому нечего было остерегаться, и потому он отважился на прыжок… прямо в Вест-Индию, а?
— Он был моряком, — напомнил хирург.
— Это тоже свидетельствует о навязчивой идее скитания, не так ли? Как вы сами отметили, у него тело интеллигентного человека. Пациент Икс не родился бродягой и если стал матросом или авантюристом, то после какого-то тяжелого жизненного перелома. Что это был за конфликт? Каков бы он ни был, он обусловлен его конституцией.
Терапевт наклонился над сфигмометром, укрепленным на руке больного.
— Плохо дело, — вздохнул он. — Давление падает. — Уже недолго… — Он потер себе нос и жалостливо поглядел на неподвижное, слабо и прерывисто дышащее тело. — Удивительно: в колониях есть хорошие врачи, как же они допустили, чтобы его тело так изъела фрамбезия? Вероятно, врачи были очень далеко. А может быть, его пользовал негритянский колдун на Гаити или еще где-нибудь. М-да, голубчик, он жил далеко от цивилизации.
Старик громко высморкался и аккуратно сложил платок.
— Его жизнь?.. В ней нам теперь кое-что ясно.
Он раздумчиво покачал головой.
— Он пил, не мог не напиваться до бесчувствия. Представьте себе, в тамошнем климате, при такой нестерпимой жаре… Это была не жизнь, а умопомрачение и затмение чувств, непрерывный бред.
— Больше всего меня интересует, почему он вернулся, сказал хирург в приливе необычной для него общительности. Почему, собственно, он возвращался… с такой лихорадочной поспешностью? Лететь в эдакую бурю, словно нельзя было подождать… И потом желтая лихорадка… Значит, за четыре-пять дней до аварии он еще был там, в тропиках, не так ли? Значит… право, я не знаю… он должен был буквально перепрыгивать с самолета на самолет. Странно! Я все думаю, какая же необыкновенно важная была у него причина — так спешить. И — бац — он разбился в этой гонке!..
Старый врач поднял голову.
— Слушайте… он все равно был обречен. Даже если бы не разбился. Его песенка спета.
— Почему?