Метель в преисподней (СИ)

— Что я такого сказал? — не сообразил я, когда водила дал по газам, обдав меня грязным снегом из-под колёс.

Я поднялся на лифте и крадучись уже почти добрался до своей берлоги, как соседская дверь внезапно лязгнула, и из-за неё показалась голова, обмотанная махровым полотенцем.

— З… здрасте, — я нашёл в своём арсенале самую вежливую улыбку, на которую только был способен.

Не сработало.

— Нет, ну ты посмотри на него! — Фая Петровна театрально хлопнула себя по ноге, после чего полностью вышла в подъезд. — Опять шлялся хрен знает где! Пил?

Она принюхалась, после чего её лицо скривилось настолько, будто я только что вылез из канализации.

— Пил! — подтвердила она.

— В-виноват, — я развёл руками.

То ли действительно от пьянки, то ли от нервов после произошедших событий, то ли от ощущения, что мне на сей раз не удастся избежать очередного скандала (которые я ненавижу всей душой, даже если я не являюсь участником), я стал запинаться.

Тут я заметил в её руке конверт с моим именем. Похоже, курьер всё-таки приходил. Надо же…

— А… — начал я, указав пальцем на него, но моя соседка этого словно бы и не заметила.

— Ну и что ты праздновал сегодня? — её тонкий писк резал мои уши не хуже хирургического ножа. — День взятия Бастилии?

— Вермут, — почему-то ляпнул я.

Похоже, я всё-таки хотел перед ней извиниться за своё поведение, поэтому решил упомянуть в разговоре, что я пил отнюдь не водку (хотя, и её тоже, но куда меньше), а значительно менее крепкий напиток, чей состав основывается на изрядной доли полыни и других трав. Но сволочизм Фаи Петровны смешался со старческой тугоухостью в одном стакане, куда последовал следом нелепый карикатурный образ меня-алкаша в её голове, так что следующая её реплика вышла отнюдь не такой, какой я её ожидал.

— Вермахт? — переспросила она. — Совсем спился… Боже, за что мне такое наказание?!

При этих словах она бросила в потолок взгляд, полный мольбы, и сложила руки лодочкой, при этом выронив мой конверт. После чего она бросила на меня ещё один крайне неодобрительный взгляд, и сказала:

— Как же ты мне надоел, Коля, кто бы знал! Сил уже никаких нет! То у тебя двери вечно хлопают, то письма и посылки странные приходят, то ты пьяный и весь избитый приползаешь домой, да ещё и шумишь так, словно нарочно пытаешься всех перебудить! И что это за странное увлечение совами? Выпусти её на волю, не мучай животное…

Я чуть не прыснул со смеху, когда машинально представил себе эту картину: я открываю окно, хватаю чучело совы и с криком «Лети, Форрест, лети!» кидаю его прямо на голову проходящей мимо ничего не подозревающей Фае Петровне.

— … а то она уже весь мой балкон загадила! — продолжала свои выдумки моя соседка. — Всё время громко ухает, часто куда-то улетает, да и вообще имеет крайне жуткий вид! Где ты только такую откопал?

— Фая Петровна! — я подпёр рукой стену, чтобы та поменьше шаталась. Выпрямился и твёрдым командирским голосом заявил: — Да Вы совсем спятили! Это же чучело!

Она задохнулась, не зная, что на такое сказать, после чего резко развернулась и ушла в собственную квартиру, непрерывно бормоча себе под нос:

— До белой горячки допился, парень. Бедный, несчастный мальчишка, мне искренне жаль его и его брата, но теперь-то я не отступлю и добьюсь его выселения…

Хлопнула дверь, и в подъезде почти воцарилась тишина. Почти — потому что от стен эхом разносилось моя икота.

Я чуть не упал, когда поднимал с пола конверт. Осмотрел его уже в своей квартире — снова ничего, никакого обратного адреса или иной контактной информации, даже марки. Самодельный конверт, свёрнутый из стандартного листа А4, на котором впоследствии написали карандашом ровно то, что я сказал по телефону при беседе с женщиной из типографии. Должно быть, она всё-таки нашла правильного человека или же сама им оказалась, а эта беседа — просто показуха, чтобы окружающие ни о чём не догадались.

Я ещё некоторое время побродил по квартире, один раз блеванул в унитаз, один раз заглянул на балкон и проверил свою сову. Чучело как чучело, ничего странного в нём нет, даже снег сверху намело с открытого окна. На всём балконе ни следа от птичьего помёта, только ровный тонкий слой снега там, куда доставал ветер. После этого я, ощутив смертельную усталость из-за прожитых событий, а так же входящего в привычку недосыпа, завалился спать, причём, даже не раздеваясь. Для меня наконец-то закончился чертовски длинный и очень плохой день, который я с уверенностью могу назвать одним из своих самых плохих дней. Но ничего, завтра будет день следующий, и, быть может, он в противовес предыдущему, станет лучшим?

Глава 15