Метель

Стыда за себя и за своего отца. Единственное, что я сделал тогда, дал железобетонное обещание, что отныне ее матери ничего не угрожает. Вопрос о переезде был решен. Хотя я уверен — Рита осталась бы даже на свой страх и риск, лишь бы быть рядом с дочерью.

До сих пор я ощущаю свою вину. За то, что осудил свою девочку, за то, что посмел отвернуться. За то, что самым последним узнал о том, что случилось с ней…

После перестрелки, когда на первом месте было подозрение в покушении, паника сорвала мне крышу. В ту же ночь я велел своим встать на охрану Ани. Однако ее не оказалось дома. Только утром, когда я весь на нервах выходил из дома Джокера, мне сообщили, что она в больнице.

Черт возьми!..

Даже сейчас грудную клетку давило от чувства, которое я испытал, как только узнал, что случилось. Хотя Аня уже была определена в хороший стационар, я обеспечил ей самую лучшую палату. Ходил, рявкал на врачей и места себе не находил, наблюдая, как она мучается в агонии, как теряет сознание от жара.

Слышал, как звала меня, и каждый раз внутренности передергивало.

Я не думал, что делаю и для чего. Я просто был с ней. Не отходил от кровати все первые дни. Спал прямо в кресле и отлучался только, по неотложным делам, требующим моего присутствия.

Но в какой-то момент судьба должна была свести свои счеты. Поставить меня перед выбором, заставить все заново осознать. И этот момент наступал. Когда однажды я пришел в больницу и столкнулся с ее матерью. Она сообщила, что Аня, наконец, справилась с лихорадкой. Но вместе с радостью и волнением, пришло хладнокровное отрезвление. Рита попросила меня дать ей время окрепнуть, прийти в себя. Она просила хорошо подумать обо всем, чтобы я принял одно решение и не терзал понапрасну сердце ее дочери.

Конечно, тогда во мне зарычал эгоизм и чувство собственности, но, в конце концов, эта материнская просьба задавила все. Я отступил, но напоследок потребовал, чтобы она звонила при любой надобности.

Слишком много произошло за последнее время. Отречение от отца, убийства невинных людей в моем ресторане, ранение Олега, разочарование в себе, в ней, в чувствах, которые могут существовать в моем мире… В моей душе царило пепелище. Я потерял все ориентиры и не знал, за что цепляться, чтобы двигаться дальше. Позакрывал к чертям все клубы, рестораны и тупо двигался на автопилоте.

И даже не сразу понял. что именно Аня меня спасла. Своим появлением, на слабых ногах, уже тогда трещину выбила в моем панцире. А потом просто выдрала наружу все, что я столько времени держал в себе. Заставила сдернуть маску, переступить страхи, предубеждения и раскаяться…

Через глубокий дрем я ощутил движение в своих руках. Аня хотела тихонечко выползти, чтобы не беспокоить меня, но тщетно. Я тут же обвил ее талию и прижал к себе.

— Я думала, ты спишь, — шепнула она, пригладив пальцами волосы на моих висках.

— А ты куда собралась? — спросил хрипло и ревниво.

— Никуда… — как-то уклончиво отозвалась жена. — Просто хотела… выполнить супружеский долг и приготовить тебе вкусный завтрак.

Я открыл глаза, так пристально взглянув на нее, что, кажется даже заставил потеряться от моего внимания.

— Вместе приготовим, Жаным, — спокойно сказал. — Если, конечно, Баят пустит нас в свои владения.

С губ Ани сорвался смешок и, сладко потянувшись, она прикрыла глаза. А затем что-то заставило ее улыбку растаять, прежде чем она вновь посмотрела на меня.

— Что такое? — спросил бархатным тоном, нежно коснувшись ее щеки.

Жена задумчиво положила ладошки на мою грудь, и я сразу ощутил ее напряжение.

— Мне нужно принять противозачаточные, — произнесла тихо. — Вчера я не нашла их на полке и…

— Правильно, — перебил я прохладным тоном. — Потому что я их выбросил.

На ее лице отразилось замешательство.

— То есть, как…

— То есть если бы я знал, что ты пьешь их, выбросил бы еще раньше, — сурово отрезал я.

Не знаю, почему меня так раскачало это на ярость. Ведь сам виноват — сам заставил пить эту дрянь. А теперь как помешанный, ищу любую возможность, чтобы соблазнить жену и нагнать упущенное время.

— Хочу сына, Жаным, с твоими нереальными глазами, — говорю серьезным тоном, в упор глядя на нее. — Ну, или дочку, а потом сына.

На лице Ани пронесся целый спектр эмоций. Закончилось это счастливой улыбкой. с которой она прильнула ко мне, наградив нежным теплом своего обнаженного тела.

— Мен сени суйемин, Самрат, * — горячо прошептала она мне на ухо, и я даже поплыл от неожиданности.

Напал на ее губы и только вдоволь насытившись, прохрипел:

— Мен сени суйемин, душа моя.

* Мен сен! суйемн — Я тебя люблю (Казахский. прим. автора).

* * *

ГОД СПУСТЯ…

В кабинет постучали. Мужчина, сидевший во главе стола, неохотно оторвал задумчивый взгляд от окна и бросил сухое: «входи». Это был Паша. Хозяин кабинета даже выпрямился и изменился в лице, в ожидании вестей.

— День добрый, Исмет Муратович.

В ответ тот коротко кивнул и нетерпеливо отозвался:

— Надеюсь добрый?

Но вместо слов, Паша не спеша достал из кожаной папки бумажный конверт и положил его перед мужчиной на стол.