Метаморфозы Уклейкина или быть Добру!.. (СИ)

- Да будет тебе дуться. Уж и пошутить нельзя. С кем не бывает. Мне однажды, после Светкиного дня рождения - помнишь, когда люстру разбили, изображая пьяных Карлсонов, - вообще приснилось, что я в лотерее миллион выиграю. Да всё так явно привиделось, что на утро, не смотря на почти такое же как у тебя похмелье, побежал с дрожащими руками билеты покупать. Ладно бы ещё на свои бабки, так ещё у всех подряд денег занял... идиот, блин, малахольный! И, что ты думаешь?.. - пролетел как фанера над Парижем, даже рубля не выиграл: веришь ли, с месяц отойти не мог - аж трясло со злости на себя - до сих пор до соплей обидно: как последний дурак на какой-то сон повёлся... Так что с тех пор, во всякие знамения, якобы вещие сны и прочую ерунду - окончательно не верю и тебе не советую, плюнь и забудь, если не хочешь по собственной глупости иметь неприятности.

- Ишь ты, - занятно, хоть рассказ пиши, - снова непроизвольно, но абсолютно без тени насмешки и тепло улыбнулся Уклейкин поучительной истории товарища. - Гм... теперь понятно, отчего ты всю зиму как в воду опущенный ходил - стыдно, стало быть, было; мог бы и поделится горюшком - глядишь и полегчало бы - я ж тебе, Крючков, всё-таки друг, а не налоговый инспектор. Впрочем, после такого количества выпитого - всё что угодно приснится.

- Это точно... - тяжело вздохнул Серёга, с немым упрёком глядя на стоящие перед носом бутылки с алкоголем. - Кстати, - впрочем, тут же оживился он, - знаешь, сколько мы вчера на свадьбе осушили? - очумеешь! Я специально прикинул с утра от нечего делать. Так вот: если брать только водку, то, на всех включая баб по 1,5 (полтора) литра на нос вышло: во как гульнули!..

- Ну и чему тут, хвастаться, - вдруг нахмурился Уклейкин, - видишь в итоге, куда всё выливается, - вновь угрюмо и натужно выдавил он из себя печально-покаянные слова, стыдливо указывая перстом на свои полыхающие заливным багрянцем веки.

- Опять захандрил... - участливо забеспокоился Крючков, продолжая подбадривать Володю. - Зря, дружище, - на то и свадьба: вон у Петьки Лоханкина - вообще, как оказалось, челюсть треснула и то ничего - радуется, что, мол, могло быть и хуже - учись философскому взгляду на прозу жизни. Кстати, не твоя ли работа?

- Да брось ты, и так тошно... там такая куча мала была, что чёрт ногу сломит, я вон тоже, как видишь, что светофор отсвечиваю, - досадливо бросил Уклейкин, невольно вновь осмотревшись по углам комнаты.

- Ну, ладно, давай по стопочке, а то одним пивом реально здоровье не поправишь, да и через пол часика мне надо к дому двигать. Сам понимаешь: я теперь человек семейный - особо не загуляешь как прежде: как там говаривал старик Сент-Экзюпери: нет, мол, в мире совершенства... - как прав... лётчик... как прав...

Они выпили. Помолчали. Крючков закурил, глядя на друга как, опытный доктор, на несчастного пациента. А Вова, тем временем буквально всеми фибрами души, ощущал вторую живительную волну, накатившую на организм с новой, упругою целительной силой, которая тщательно вымывала из его внутренностей не тронутые свежим пивом остатки изгаженных токсикозом шлаков. Мозг Уклейкина ещё более взбодрился.

- Ну, как? Прижилось? - весело спросил Серёга, видя, как его товарищ на глазах преображался из раздавленного вчерашним катком обстоятельств субъекта во вполне узнаваемую человеческую особь.

- Не то слово, - бальзам. Спасибо тебе, дружище, ещё раз - выручил. А то я и не знал что делать: сам, видишь, еле двигаюсь, а если ещё и Петрович заначку из моего холодильника сцедил, то думал всё - каюк, до магазина не доползу.

- Не стоит благодарностей - ты меня больше выручал. Я ж тебе сто раз по гроб обязан. Помнишь, например, как в седьмом классе, когда за тиристорами для цветомузыки на свалку радиозавода лазили в Чертаново, меня хламом завалило, и ты до ночи меня выковыривал?!..

- Да уж угораздило тебя тогда по самое некуда: я уж думал, если, дотемна не успею, то придётся за помощью звать. А кого? - кругом ни души: один сторож и тот в хлам в будке валяется.

- А я то, как натерпелся, аж, пардон, чуть не обмочился со страху, едва не помер - хорошо не песком, а радио платами всякими бракованными засыпало, хоть колются и режутся, собаки, да всё ж воздух проходит.

Друзья вновь замолчали, ибо на каждого вдруг нахлынули, те яркие и светлые, более уже неповторимые, а потому никогда не забываемые воспоминания детства, которые каждый человек свято и бережно, как, едва ли, не самое дорогое в жизни, хранит до конца дней своих.