Метафизика труб

Утром, когда моя мать вошла в комнату, она вскрикнула от ужаса, увидев пустую кровать, распахнутые занавески и мои ноги, торчащие с двух сторон. Она подняла меня за икры, водворила в комнату и залепила мне шлепок века.

- Больше нельзя оставлять ее спать одну. Это слишком опасно.

Тогда было решено, что чердак станет комнатой моего брата, и что я отныне буду делить комнату с моей сестрой вместо Андре. Этот переезд взбудоражил мою жизнь. Спать с Жюльетт означало усиление моей страсти к ней. Я делила с ней комнату в течение пятнадцати последующих лет.

Отныне мои бессонные ночи проходили в созерцании моей сестры. Феи, слетавшиеся к моей колыбели, дарили ей сон: нисколько не потревоженная моим пристальным взглядом, она спала, и ее спокойствие усиливало восхищение. Я заучила наизусть ритм ее дыхания и мелодичность вздохов. Никто не знал так хорошо сон другого человека.

Двадцать лет спустя я дрожа прочла эту поэму Арагона:

Я вернулся домой подобно вору

Ты уже спала, разделяя тяжелый сон цветов,

Мне страшно твое молчание и, однако, ты дышишь

Я держу тебя в объятиях воображаемая империя

Я рядом с тобой, часовой, который дрожит

При каждом шаге, который отдается эхом в ночи

Я рядом с тобой, часовой на стенах,

Который боится листьев и замирает

При бормотании в ночи

Я живу ради этого стона в час, когда ты отдыхаешь,

Я живу ради этого страха во мне каждой вещи в ночи

Иди поведай всем будущим о мой Газель,

Что здесь царит лишь имя Эльзы

Средь ночи

Достаточно было лишь заменить Эльзу на Жюльетт.

Она спала за нас двоих. Утром я вставала свежая и бодрая, отдохнувшая отдыхом моей сестры.

Май начался хорошо. Вокруг Маленького Зеленого Озера пышно зацвели азалии. Словно искра рассыпала огненную пыль, вся гора была покрыта ею. С тех пор я плавала в розовом цвете.

Дневная температура не опускалась ниже 20 градусов: настоящий рай. Я уже начала думать, что май чудесный месяц, когда разразился скандал: родители поставили в саду шест, на вершине которого колыхалась, как флаг, большая рыба из красной бумаги, хлопающая на ветру.

Я спросила, что это такое. Мне объяснили, что это карп, в честь мая, месяца мальчиков. Мне сказали также, что карп является символом мальчиков, и что такое изображение рыбы водружали в семьях, где были мальчики.

- А когда месяц девочек? - спросила я.

- Такого нет.

У меня не было слов. Какая поразительная несправедливость!

Мой брат и Хьюго насмешливо смотрели на меня.

- Почему у мальчиков карп? - снова спросила я.

- Почему дети всегда говорят "почему"? - передразнили они меня.

Я ушла обиженная, убежденная в уместности своего вопроса.

Я уже конечно заметила разницу полов, но меня это никогда не волновало. На земле было много различий: японцы и бельгийцы (я думала, что все белые бельгийцы, кроме меня, себя я считала японкой), высокие и маленькие, добрые и злые и т.д. Мне казалось, что между мужчинами и женщинами была такая же разница. И вот в первый раз, я поняла, в чем было дело.

Я встала в саду под мачтой и смотрела на карпа. В чем он был больше похож на моего брата, чем на меня? И чем принадлежность к мужскому полу была лучше, если этому посвящали флаг и месяц - тем более месяц нежности и азалий? В то время, как женственности не посвятили ни одного вымпела, ни даже одного дня!

Я пнула ногой мачту, которая осталась к этому равнодушной.

Я уже больше не была уверена, что люблю май. Впрочем, цветы японских вишен облетели: это было похоже на весеннюю осень. Свежесть поблекла, и ни один из кустов больше не ожил.

Май заслуживал быть месяцем мальчиков. Это был месяц упадка.

Я попросила, чтобы мне показали настоящих карпов, как император требует увидеть живого слона.

Нет ничего проще в Японии, чем увидеть карпа, тем более в мае. Это зрелище, которого трудно избежать. Если в парке есть водоем, то в нем есть карпы. Кои (карпов) не едят, - впрочем, сашими из них было бы ужасным, - но они служат предметом наблюдения и обожания. Пойти в парк для созерцания карпов такое же цивилизованное времяпрепровождение, как сходить на концерт.

Нишио-сан отвела меня в дендрарий Футатаби. Я шагала задрав голову, растерянная величественной красотой криптомерий5, испуганная их возрастом: мне было два с половиной года, им двести пятьдесят лет, они были в буквальном смысле в сто раз старше меня.

Футатаби был растительным святилищем. Даже живя в самом сердце красоты, как это было со мной, нельзя было не поддаться очарованию этой ухоженной природы. Казалось, деревья осознавали собственную значимость.

Мы пришли в водяную комнату. Я различила движение цветных пятен в воде. С другой стороны пруда подошел человек и кинул корм в воду: я увидела карпов, подпрыгивающих, чтобы его схватить. Некоторые были огромны. Радужные брызги переливались от голубого стального до оранжевого цветов, а еще белым, черным, серебряным и золотым.

Прищуривая глаза можно было видеть только одни цветные искры и любоваться этим. Но, открыв глаза, уже невозможно было оторваться от рыб-див, этих закормленных жрецов рыбоводства.