Метафизика

Этим, однако, не вполне точно определено содержание метафизики, ибо не все попытки образования мировоззрения, вытекающие из этой потребности в единстве, мы называем метафизикой. В противном случае пришлось бы считать метафизикой все религиозные мировоззрения или поэтические образы мира, в которых душа и фантазия ищут себе удовлетворения. Но, хотя в действительности в этом случае понятия и вещи часто покрывают друг друга, мы все же ограничим собственное понятие метафизики тем, что причислим к ней лишь те попытки образования единого мировоззрения, которые вытекают из потребности научного познания и поэтому стремятся главным образом удовлетворить именно ее. Только ограничивая, таким образом, понятие метафизики, мы вправе причислить ее к науке как попытку дать выражение тому, что волнует современную ей науку. Итак, определение метафизики может быть сведено к следующему предложению: метафизика — это попытка, предпринятая на почве всей совокупности научного сознания какой-нибудь эпохи или на почве наиболее выдающихся сторон содержания его, образовать мировоззрение, объединяющее составные части специального знания. Этим определением уже сказано, что метафизика не может быть ни неизменной, ни развивающейся в одном направлении системой. Наоборот, она не только участвует в сложных судьбах научного мышления, но в ней также отражаются различные направления этого мышления, а на ее истории всегда запечатлевается преобладающее влияние тех или других определенных областей знания, служащих центром всеобщего интереса. Поэтому какая-нибудь эпоха обыкновенно порождает не одну метафизическую систему, а несколько, и в антагонизме подобных одновременных систем сказывается так же, как и в преобладающем влиянии определенных положительных областей, общий дух эпохи со всей сложностью ее стремлений и отличающих ее от других эпох моментов.

Тот, выше уже отмеченный нами, факт, что в настоящее время метафизический инстинкт меньше проявляется в философии, чем в позитивных науках, а среди последних естествознание занимает в этом отношении первое место, может быть поэтому понят как философское знамение нашего времени. Если это обстоятельство показывает, что потребность в единстве мышления составляющая, в конечном счете корень всякой метафизики, в настоящее время сильнее всего проявляется в естествознании, то оно вместе с тем служит и выражением того факта, что вообще с древних времен естествознание оказывало преимущественное влияние на философское умозрение, вследствие чего его влияние и теперь еще сильнее сказывается в метафизическом мышлении, чем влияние истории или инспирированной ею философии истории. Эта мощь традиции, которой не может без ущерба для собственной самостоятельности избегнуть отдельная личность, сказывается в данном случае в известном, в определенных рамках обязательном и для научного мышления, правиле, что нет ничего нового под луной. Это правило относится не столько к действительности, порождающей новые творения или открывающей, по крайней мере нашему рассмотрению, свои новые и новые стороны, сколько к мышлению, опутывающему своими нитями эту действительность. Объем и содержание пережитого и познанного могут обогащаться и приобретать новые формы, старые же средства мышления перетерпевают лишь незначительные изменения и вместе с ними с чудесным постоянством проходят через все времена и определенные общие воззрения, приспособляясь, конечно, к измененным условиям. Больше всего это относится к метафизическим мировоззрениям, ибо в них больше всего заметна окраска, привносимая нашим мышлением к данному изменчивому содержанию. Само собою разумеется, что это не значит, что метафизика застыла на одном месте в то время, как наше специальное познание мира и отчасти сам мир пошли дальше. История только показывает нам, что уже в сравнительно раннее время развились основные черты тех мировоззрений, между которыми еще в настоящее время движется метафизическое мышление. Поэтому, хотя древние уже давно не служат для нас образцом ни в одной какой-нибудь отдельной области природы или истории, за исключением искусства изображения, в философии они по-прежнему наши учителя и именно потому, что, чем более сравнительно упрощены внешние условия знания по содержанию и объему, тем яснее выступают общие мотивы основных мировоззрений.