— Улица Кудиркос, восемь. Там живут супруги Коганы — люди небедные, но страшно одинокие. Сын Перец в прошлом году умотал к папуасам в Аргентину. Если Коганы спросят, кто тебе посоветовал к ним обратиться, скажи Ицик Бердичевский. Я дальний родственник реб Рувима. Адрес запомнила?
— Кудиркос, восемь.
— Правильно. Сходи к ним, не мешкая! Они люди хорошие. И пусть тебе повезёт! А если ничего не получится, не горюй, приходи к Ицику на огонёчек. Я тебя всегда возьму на работу и даже выдам твоему мужу гарантию.
Какую гарантию собирался выдать плутоватый Бердичевский её мужу, Хенка выяснять не стала. Она поблагодарила корчмаря за негаданное дружелюбие, но пошла не на Кудиркос, восемь, к одиноким Коганам на переговоры — свернула домой.
— Что с тобой, Хенечка, моя дорогая, случилось? Ты стала куда-то таинственно пропадать и проводить гораздо больше времени на улицах, чем дома, — спросил сестру прирождённый дознаватель Шмуле, как только она переступила родной порог. — По-моему, порядочные женщины никогда не меняют домашний очаг на щербатые местечковые тротуары.
— А разве, Шмулик, ты только сегодня узнал, что твоя сестрица — распутная уличная девка?
— Вы когда-нибудь перестанете подначивать друг друга?! — повысил голос обычно уравновешенный отец. — От вашей глупой перепалки у меня голова кругом идёт, а у швейной машины педаль отказывает.
— Что, уж и пошутить нельзя? — огрызнулся Шмулик.
— Ладно, ладно. Ты, всезнайка, лучше мне вот что скажи: знаешь ли ты таких Коганов? Их единственный сын недавно уехал в Аргентину?
— Переца я знал. Парень — хват! Ему палец в рот не клади. А со стариками Коганами дела не имел.
— Постой, постой! Это не тот ли Рувим Коган, которому принадлежала бензозаправка «Шелл» на выезде из Йонавы в Каунас? — предположил мой отец.
— Может быть, — мама не подтвердила и не опровергла слова мужа.
— А зачем тебе, милая, ни с того ни с сего понадобилась бензозаправка? — съязвил Шмуле.
— Бензозаправка мне, сказать по правде, не нужна, — мама лукаво улыбнулась и добавила: — У меня, Шмулик, бензина на всю оставшуюся жизнь хватит.
— А что тебе от них нужно? — допытывался брат о её планах.
— Ничего.
Мама ни о чём преждевременно распространяться не хотела. Когда дело сладится и она договорится с этими Коганами об условиях работы, тогда всё и выложит. Ведь стыдно не работать и целыми днями бездельничать.
Но Шмуле не был бы Шмуле, если бы не боролся за победу до конца:
— И на какую же работу ты у этих стариков Коганов рассчитываешь? Будешь их по утрам одевать, по пятницам мыть, сытно кормить, водить каждый день в парк на прогулки?
— Отстань от неё, — заступился за маму отец. — Заболтаешься и на чужих брюках вместо того, чтобы петельки для ремня пришить, чего доброго, ширинку наглухо зашьёшь.
Мама не спешила принимать окончательное решение, колебалась, раздумывала, идти к незнакомым Коганам или не идти. Кому на самом деле хочется превращаться в служанку двух пусть и богатых, но дряхлых стариков с их стонами и капризами!..
Её колебания ещё больше усилились после встречи с повитухой Миной — с ней мама столкнулась на базаре среди крестьянских возов с живностью.
— Давно мы, Хенка, с тобой не виделись, — не то посетовала, не то пожаловалась вдова.
— Давно.
— Твой оголец уже, видно, в школу ходит.
— Ходит. В первый класс.
— Дети с каждым днём тянутся, как деревца, вверх, а мы растём, как морковь, головой вниз.
— Ничего не поделаешь. Со временем не поспоришь. Ему, как лошади, не скажешь: «Тпру!»
— Спорь, не спорь, всё равно окажешься в проигрыше. Вот и я уже загодя в обратный путь готовлюсь — к своему Гершону, да будет благословенна его память.
— Да вы ещё не всех детишек в Йонаве приняли! Вон сколько беременных по местечку вразвалочку гуляет! Наши мужчины стараются, Мина.
— Что с того, что стараются? Их жёны на меня пусть уже не рассчитывают. Была повитуха Мина, да вся вышла. Руки не те, ноги не те, сердце не то… — Мина улыбнулась, но улыбка её была грустной. Впрочем, она тут же приободрилась: — Как хорошо, что я тебя встретила! Думала-думала, кто меня заменит, когда я встречусь с моим Гершоном, и придумала. Ты, Хенка. Ты!
— Я?!
— Ты знаешь цену, которую женщины платят за новый росточек. Два раза со смертью с глазу на глаз встречалась. В каждом еврейском местечке должен быть раввин и своя повитуха. Раввину без нас, повивальных бабок, делать нечего, все синагоги опустеют, некому будет в них молиться.
От такого неожиданного предложения мама застыла. Мина между тем продолжила:
— Ты, наверное, думаешь, что я с ума сошла. Нашла, мол, для меня работу! На доходы от родовспоможения не проживёшь, дом не построишь. За неё платят не столько деньгами, сколько благодарной памятью, но ведь добрую память ни за какие деньги не купишь. В общем, так, Хенка. Давай, пока я жива, научу тебя.
— Вы, Мина, меня прямо ошарашили. Не знаю, что и ответить. Я должна посоветоваться с мужем, — растерянно пробормотала мама.
— Посоветуйся, посоветуйся. Я подожду. Пока не дождусь ответа, умирать не буду.