Местечко Сегельфосс

Господин Хольменгро проводил своих гостей до самой дороги, простился с ними и сказал, что пройдет на мельницу.

– Вы позволите мне пойти с вами? – спросил Виллац. Ожидал ли господин Хольменгро этого предложения, а может быть даже нарочно так подстроил? Он был достаточно хитер для этого. Его влюбленность в молодого человека, радость по поводу его возвращения, общения с ним имели свои разумные причины: молодой Виллац напоминал ему о времени, когда он приехал в Сегельфосс сказочным королем и был своим человеком в доме лейтенанта, жил и строился у него. Вот это были времена! Теперь времена переменились, король был низложен. Может быть, один из Хольмсенов снова войдет в его жизнь и поддержит его.

Мужчины медленно шли в гору по дороге, было около полудня, жарко, навстречу им попадалась рабочие с мельницы, которые имели обыкновение именно в эту пору дня удирать с работы. Уж не рассчитал ли помещик это обстоятельство и не хотел ли он поставить Виллаца лицом к лицу с безобразием?

Но молодой Виллац, по-видимому, пока еще ничего не замечал.

– Забавные люди! – казал он про доктора и адвоката.– Когда они говорят, мне сразу становится понятно, почему китайцы едят палочками.

Что он имел в виду? Их ограниченность, тесный кругозор, ничтожество? Адвокат несомненно был карьерист, но доктор Муус, выступавший в роли лидера, был ему противнее. Осталось ли в молодом человеке некоторая доля чванства от его школьных лет в Англии, немножко qentry? И не замешалось ли в его взгляды немножечко геральдики, унаследованной от предков? Может быть, он думал, что доктор – большой щеголь, ходит в башмаках с подшитыми подметками, а на спине его сюртука видны ясные следы от спинки стула. И такие-то сорочки он считает элегантными? Но все это ничего, если бы он мог еще посмотреть на самого себя с высоты своего величия.

А думал ли Виллац Хольмсен Четвертый когда-нибудь о том, кто такой он сам? Товарищи, навервое, иногда напоминали ему об этом и высказывали свое мнение. Правда, иногда он шутил, говоря, что он – последний отпрыск рода, соглашался, что он – старинный портрет, сбросивший с себя раму. Но, – говорил он, – немножко – эстетики, немножко щегольства, кое-какие унаследованные деньжонки, земельная собственность, разве все это вместе составляет банальную личность? Разумеется, при случае, он признавал, что насчитывает от рождения всего двести лет. А его род? Он повелся от лакеев и льстецов, стоял за стульями, потом выслужился в домоправители, надсмотрщики, получил власть, стал выскочкой и, наконец, приобрел богатство. С этого момента началось первое поколение. Четыре поколения сменили друг друга в возрастающей роскоши и утонченности, – теперь род вымирал. Таков закон жизни. Скажите, пожалуйста, что в этом замечательного? Разве не откроются новые лазейки, и в них не прокрадутся другие: другие мошенники и лизоблюды?

Да, вино развязывает языки, Виллац говорил, высказывался:

– Они нигде не пускают корней, они стремятся только на юг, – сказал он опять про адвоката и доктора.– Что это за типы? Чиновники. Я все более и более убеждаюсь, что отец мой был прав: чиновник – низший тип во всяком народе, это фабрикат. Купец, делец – у него все в опасности, он спасает свое существование тем, что вкладывает его в дела и рискует им, он не уверен ни в чем, он каждую минуту должен побеждать. Его жизнь посвящена работе, спекуляции и волнениям, он идет навстречу своей судьбе: удаче или разорению. А что переживают чиновники? Отставка, старая материя на новом месте. А аристократия? Ее сила заключалась в том, что она владела землей и домами, что у нее был большой или меньший мир, над которым она могла властвовать: из ворот ее выезжали лошади на ее собственные поля и дороги, множество народа жило обработкой ее земель. Она не только полагала основу роду, но и укрепляла его корнями в данной местности. Когда аристократия была истреблена, ее место заняли чиновники. Почему? Потому что у них были больные руки, они только и могли, что сидеть и ничего ими не делать, они засели в администрации, сидели и писали. Они изнежились от такой служебной работы, как писание букв. Чиновники могут оставаться чиновниками, от отца к сыну, на протяжении несчетных поколений, они не рискуют при этом обсолютно ничем, самое большее – могут остаться за бортом, провалившись на экзамене. Они будут продолжать это немудреное и глубоко заурядное занятие, которое они уснаследовали и за которое получают свое маленькое годовое жалование. Где сдали деды, там приходит внук, его прошлое определяет его будущее, путь известен, остается только идти по нему. А вот, с выдающимися людьми происходит иное: богатство не наследует до бесконечности, оно кончается в третьем, в четвертом колене; гений умирает вместе с его обладателем, может быть, он возродится еще раз, может быть, нет. Великие люди истощают до дна всю силу рода; если бы было можно, им бы следовало запретить производить на свет сыновей, а только дочерей. Чиновники же могут без всякой опасности рождать сыновей и посредственностей, сколько хватит сил.