Месть за обман

Старинный двухэтажный особняк, похожий на огромную лягушку, оказался недалеко от речного вокзала. Иван не мог понять логику Анатолия Дмитриевича, которому нужно, чтобы Иван обязательно написал объяснительную именно в этом здании, окрашенном в несколько цветов, но преобладала светло-зелёная краска. По узкому светлому коридору прошли к нужной двери. В крохотном кабинете стояли в полумраке стол, сейф и несколько стульев. Следователь включил верхний свет. Быстро снял пальто и шапку. Потирая руки, вышел. Шлёпнула шепеляво одна дверь. Вторая – упиралась в вешалку, но висела, бездельничая. За плотной светло-оранжевой портьерой узкое окно, в щель просматривалось украшение – массивная кованая решётка без следов сварки. Возможно, её смастерил кузнец в прошлом веке. Иван случайно узнал, что при углублении дна Убры нашли старинные орудия, которые оказались несколько раньше появления экспедиции Ермака. Значит, его отряд не завоевывал и не покорял сибирских жителей, а помогал русским поселенцам отбиваться от нападавших завоевателей с юга. Пушечные стволы лежат во дворе краеведческого музея. Экскурсия понравилась шестиклассникам. Экскурсовод рассказывала, что город-крепость культурно развивался, но и культурно обогащался, принимая ссыльных декабристов, первых народовольцев. Историю города можно изучать по названиям улиц. Он соперничал в своём развитии с Барнаулом, с Томском, а уж Новосибирск был намного его моложе.

…Ему не предложили снять пальто. Это почему-то затревожило Бабкина. «Передаст другому следователю». Анатолий Дмитриевич понравился спокойствием и добрым лицом. Казалось, что он на его стороне, молчаливо одобряет, но, так как получен сигнал, должен принять меры.

Иван неуютно сидел перед письменным столом. Снял старую шапку, пристально смотрел на чёрный телефон, на стопку книг, на кусок стекла, за которым лежал календарь и какие-то бумажки с записями. Он должен сидеть и думать о своей жизни, о том, что его может ожидать. Не арестован, но задержан, попал в поле зрения органов, как потенциальный преступник, который виноват в опрометчивом высказывании. Никого не оскорбил, не агитировал, не критиковал, не призывал к свержению строя. Если не передёргивать его высказывания, как это попытался сделать Пшёнкин, то ничего не грозит. Единственное, что следователь попытается узнать, каковы его связи. Возможно, за этим столом будут сидеть Сергей, Стас, а может быть, сидели, написав объяснительные. Неужели высказывание о том, что коммунизма не будет, представляет угрозу безопасности страны?

Следователь вошел стремительно, упал за стол, достал пачку бумаги, включил настольную лампу, но направил не в лицо Ивану, а на бумагу.

– Рассказывайте, – сказал, открывая чернильницу на массивном приборе из светло-зелёного камня, Анатолий Дмитриевич. – …Всё, как было. … Фамилия, имя, отчество, год и месяц рождения, адрес, номер школы. От кого услышали о невозможности постройки коммунизма. Кому рассказывали, и с какой целью?

– Вы сказали, что допроса не будет.

– Это не допрос, а беседа, – жёстко ответил следователь. – Назовите фамилии, кто состоит в вашей группе? Нужно перечислить цели и задачи фракции.

– Нет никакой ни фракции, ни группы. Не успел я организовать. Вы предлагаете организовывать? А зачем? Я незнаю, зачем группа. Если вы знаете, то и организовывайте. Мне глупостями заниматься некогда. Нужно учиться. Нужно…

Минут десять следователь молча писал. Развернув два листа, в сторону Ивана, сказал:

– Читайте и распишитесь. Напишите, что записано с моих слов, верно.

Иван начал читать бессвязное сочинение.

– Некоторые положения можно толковать, как кому вздумается. Лишнего много. Это я не смогу подписать, потому что искажён смысл того, что я сказал на уроке. Вы, как и директор, вольно трактуете, обвиняя меня…

– Никто вас не обвиняет…

– …в каких-то умышленных злодействах против государственного строя. …Так получается. Вам хочется поймать глупого малолетнего преступника. Незнаю, почему, но я вас зауважал, полагал, что вы честный человек, поймёте, что меня оклеветал директор школы. Я же вам всё рассказал. Не стоит из каждого школьника делать антисоветчика. Вы видите, что это месть. Мы не обманывали директора. Сказали, что наконечники сделали сами. Он сказал, что так невозможно сделать, а теперь нас обвиняет в обмане и лжи. Позвонил вам. Возможно, он должен был сигнализировать. Но о чем? Не подвернулось существенного дела, решил приукрасить, чтобы показать себя стойким и верным коммунистом. Это ложь. Всё ложь… Из меня делаете преступника?

– Никто не делает. Нужно разобраться… Я разбираюсь…