– Град! – догадался Юрик. В следующую секунду первая порция небесных снарядов стегнула «Рейндж Ровер» словно плетью. Градины, некоторые величиной с яйцо, таранили крышу, капот и стекла, рикошетили под всеми углами, какие только существуют в природе. Разговаривать стало бесполезно. Даже крики Протасова, и те потонули в могучем реве.
– Краску, блин, поотбивает! – вопил Валерий во все легкие. – Ну, ты попал, Андрюха! Теперь тебя Правилов точно кончит!
Дворники работали в максимальном режиме, на видимости это не сказывалось. Она оставалась нулевой.
– Глуши балалайку, блин! – выкрикнул Протасов.
Град терзал внедорожник минуту-другую, а потом прекратился, как ножом обрезало. Не исчерпавшая боезапас туча ушла на восток, влекомая ветром.
– Пронесло, блин, – Протасов перевел дух, даже изобразил улыбку. – Чего встал, Бандура? Ты, что, заснул?! Давай, двигай, в натуре. Женщина ждет, а ты расселся.
Андрей тронул «Рейндж Ровер». Приятели прилипли к окнам. Землю, насколько хватало глаз, устлал ковер из ослепительно белых шариков, переливавшихся бриллиантами в лучах прорвавшегося сквозь тучи солнца.
– Я, блин, такую шнягу видел, когда на Варшавке[2] фура с полиэтиленом перекинулась, – заметил Протасов. Градины скрипели под колесами. Повсюду валялись обломанные ветки, будто деревья обстреливали шрапнелью. У дороги, шипя и сыпля искрами, как живые шевелились оборванные провода. Мачты ЛЭП стояли голыми.
– Абзац электричеству, – сказал Планшетов.
– Это уже дачи, или еще село?
– Похоже на дачи, – решил Протасов. – Людей не видать. Пусто, блин, как на погосте.
– Ага, чувак, и мертвые с косами стоят.
– Прикуси язык, придурок.
Вокруг громоздились совершенно безжизненные дома, оставленные дачниками в межсезонье. Еще пара минут, и постройки расступились, машина оказалась на т-образном перекрестке. Унылая грунтовка, теперь непролазная, забитая мокрым снегом колея уходила и направо, и налево, разграничивая дачный поселок и поле. Какие либо информационные знаки, вывески или таблички с названиями улиц, естественно, отсутствовали.
– Заливные луга, – сказал Планшетов. – Десна там. – Он показал на далекие деревья, вытянувшиеся в линию на противоположном краю поля. – Километра полтора, если напрямую. Ничего местечко. Элитное. Вот бы тут дачку вымутить…
– Шанхай, – пробормотал Андрей. – Мама дачные поселки шанхаями называла. –
– Давай, Андрон, направо, – распорядился Протасов.
– Почему направо? – удивился Планшетов. – По-моему, все равно, в какую сторону едешь, если прешься наудачу.
– Делай, как я сказал! – набычился Протасов.
– С таким же успехом можно и налево повернуть. Какая разница, чувак?
– Конкретная. Сказал направо, значит направо. Хочешь налево – вали рогом. Пешком.
На этом прения прекратились. «Рейндж Ровер», разбрызгивая лужи широкими скатами, двинулся вдоль поля, огибая дачный поселок с севера на восток. Вглубь Шанхая уходили совсем узкие улочки, кое-где на въезде перегороженные шлагбаумами.
– Наконец-то, – Планшетов, оказавшийся глазастее других, первым разглядел ржавый щит, на котором, почти стертыми буквами было выведено название кооператива. – «Сварщик», – прочитал Юрик, щурясь. – Садовое товарищество завода сварочных автоматов. Ордена Ленина, чуваки, между прочим.
– Товарищество? – переспросил Протасов.
– Завод, чувак.
Андрей не принимал участия в разговоре. Он сидел молча, покусывая губы, сжимая и разжимая пальцы. Нервы были на пределе, стимулируя немоту. С нервами всегда так: или язык проглатываешь, или страдаешь от словесного поноса.
– Улица 1-я Цветочная, – сообщил Планшетов. – Молодцы сварщики, хоть табличку прикрутили.
– Значит, скоро будет и Садовая, – заключил Протасов. – Где сады, там и цветы, ты понял, да, Планшет?
– Странная логика, – не удержался Юрик.
– Сам ты, блин, странный. Саня сказал – дом на отшибе стоит, окна на поле выходят, и все такое. Поле – вот оно, отшиб – тоже. Ты чего, вообще неумный?
Откуда на дороге появился пешеход, никто из них не заметил. Может, вышел из боковой улицы, возникнув неожиданно, как черт из табакерки.
– Эй, эй! – крикнул Валерий, распахивая дверь. – Слышь, браток? Садовая улица далеко?
Незнакомец словно ждал появления джипа с крутыми столичными номерами. По-крайней мере, не выказал ни малейшего удивления. Может, не умел удивляться.