Я послушно перевернулся, и тут же на верх полка юркнула Вика, устроила мою голову у себя на коленях и легкими круговыми движениями, чуть касаясь намыленными пальцами, принялась ласкать мне плечи и грудь. Упавший было «барометр» вновь решительно пошел вверх, о чем тут же не преминула цинично объявить Ленка. Она сначала провела по нему горячим веником, потом ладошкой, потом язычком. Я замер. Вика поспешила убрать мою макушку у себя с колен и улеглась рядом со мной. Теперь она намыливала мне живот, шрам, ниже шрама… Впрочем, ниже она только пыталась. Тот участок моего тела полностью захватила Алена, хозяйничала там, как хотела. И в конце концов оседлала меня, изогнулась, вся блестящая от пота и мыла, словно амазонка, которые перед битвой смазывали тело оливковым маслом. И сразу же кончила. Я ответил ей тем же. А не прошло и минуты, как обнаружил, что уже лежу на Сыроеге, дергаю задницей и пытаюсь изобразить что-нибудь путное… Бесполезно. Сверху на меня навалилась Алена, трется своими маленькими грудками о мой позвоночник. С такой ношей у себя на спине не особо поскачешь…
Потом ничего толком не помню…
А потом мы пили в предбаннике пиво, закусывая его ломтиками малосольной стерляди, которая так и таяла во рту.
Постучала в дверь Ирина, поинтересовалась, не угорели ли мы и не заездили ли меня две голодные бабы. Заездили – в прямом смысле слова, – но не кричать же о таком позоре первому встречному.
– Кто кого заездил еще! – побахвалился я.
– Ну и славненько, Коста. Отдыхай, отрывайся по полной. Мужичье там у меня тоже гуляет. Вернее, уже отгуляло. Перепились, спать завалились. Сидим вчетвером с Анатолием, Дюймовкой и Марьей… Я там тебе в предбаннике на скамеечке сменку белья положила.
Ирина вернулась в избу. А мы вернулись в парную. И все покатилось по второму кругу…
Потом по третьему…
А потом закончились пиво и квас. И я запросил пощады. Окатился холодной водой, обнял напоследок одновременно Алену и Вику, которые, как ни странно, за последние пару часов ни разу не то чтобы не погрызлись, между ними даже не возникло ни малейших разногласий. И у меня тут же закралось подозрение, что подобными банно-прачечными услугами они зарабатывают себе на жизнь в захолустном Кослане. Хотя, рассуждая трезво, кому нужны здесь такие услуги? Была бы бутыль самогона да какая-нибудь завалящая баба – вот тебе и предел мечтаний местных аборигенов.
– Из вас бы вышел отличный тандем, – заметил я, натягивая новенькие семейные трусы, которые мне принесла Ирина.
– А что такое «тандем»? – сразу в два голоса спросили тетка с племянницей.
– В словаре посмотрите, – улыбнулся я. – У вас есть в библиотеке толковый словарь? У вас вообще здесь есть библиотека?
– Есть. В Доме культуры, – ответила Ленка. – Тока она напостоянку запертая.
– «Тока… запертая», – передразнил я и шлепнул девочку по худенькой попке. – Маресса… Собирайтесь, девки, скорее. Пойдем трескать баранину. А то что-то я с вами нагулял аппетит.
– …Я тады была в шапке крольчачьей, вот рысь-то и спутала. И на меня с ветки. Так прям с ног и сшибла в сугроб.
– А чего бы ей не сшибить? Вон Голована, детину огромного, дык и тоего сшибла бы. – Амикан сунул в рот подрумяненного, только из печки, ельца и захрумкал им, словно сухариком. – А ты тады ваще девчонкой была. Ссыкухой шестнадцатилетней.
– Ну не такой уж ссыкухой, коль с рысью управилась, – вступилась за Ирину Мария.
– Да, боевая была. – Ирина подлила мне в стакан пива. – А тады, когда рысь-то набросилась, обмерла вся и ну уже с жизнью прощаться. «Шатун, – думаю, – подкараулил. Подкрался, сзади обнял. Сейчас заломает». И лежу вся не своя…
– То-то ты помнишь, чего тады думала. Тама не до того тебе было, – снова вмешался в Иркино повествование Артем Амикан.