Месть Владигора

— Да, обо всем подумали, скоты безрогие… — А сам о Красе вспомнил, и засосало под ложечкой.

Потом ходил он по площадке, рассмотрел все три насыпи, — такие же щиты из крепких досок борейцы установили и в двух других местах, напротив стены ладорской. Никак не мог Владигор придумать, как избегнуть новой вражеской напасти.

«Ночью их разрушить? Нет, в это время и таскают борейцы землю. Да и что за бой в ночи, если придется сражаться с ними? Ночи сейчас темные, ни зги не видно. Журавлями раскидать их? Не раскидаешь, только землю уплотнишь — одна лишь польза будет врагам от меры этой…»

Тут появился рядом с князем все тот же Муха. Заговорил, как бы рассуждая вслух:

— Вот бы, княже благородный, нам сию земельку да каменья незаметно выбрать. Пусть себе носят, а мы ее к себе затащим, из-под низу.

— Как же это? Расскажи! — встрепенулся Владигор.

— А просто очень. В городницах, в самом низу, дыры понаделаем, чтоб только человечек мог пролезть с мешком или корзиной. Так и станем их насыпи крушить, они ж пусть все носят, носят. Растет гора, но в то же время, как сугроб под солнышком весенним, тает, тает…

Но Бадяга возразил Мухе. Старший дружинник ревновал к Мухиному успеху еще с тех пор, когда тот удачно подсказал, как порушить стенобитные приспособления борейцев.

— Что говоришь такое? Городницы портить? Да ты не на стороне ли врагов? Сами, видишь ли, возьмем да и попортим городницы! А ну как узнают о том борейцы? Вот для них будет радость: возьмут да сквозь эти дыры к нам и проберутся ночью!

Муха рассмеялся:

— Да кто же из борейцев увидит эти дыры? Они же засыпаны землей? Не спознают борейцы причины, по которой будут их горы оседать.

Владигор, в который уж раз подивившись сообразительности Мухи, кивнул согласно:

— Так и сделаем! Сейчас же приказ отдам вырубить ходы там, где земляные насыпи к стене приткнулись. Пусть носят борейцы землю. Мы же ее к себе перенесем, и никогда не достигнут эти горы высоты ладорских стен.

В тот же день выпиливали, вырубали топорами, долотами ходы в городницах. Нетрудная работа предстояла мастерам, знавшим, как стены сложены. После выгребали затвердевшую глину, песок и камни, что наполняли городницы, затем снова рубили бревна, что обвязали внешнюю часть стены. К вечеру, послав самых верных и надежных, чтобы, упаси Перун, враг не узнал, стали потихоньку, в корзинах, землю выносить. Из темного, холодного прохода вытаскивали их, в сторонку относили да и вываливали там.

В ночное время работу прекратили, потому что дозорные узрели, как вереницей потянулись к городской стене борейцы, которые могли услышать возню ладорцев под землей. Да и куда было спешить, когда днем работа по выносу земли велась куда скорее?

Прошла неделя. Борейцы, точно муравьи, таскали и таскали землю, камни, обрубки бревен, не видя в темноте, быстро ли растут воздвигаемые ими холмы. Кто же из них мог предположить, что у подножий их холмов днем с неменьшим усердием трудятся синегорцы, которым был дан приказ: не выбирать из насыпей больше того, что за одну ночь принесено борейцами. Владигор думал так: если насыпи совсем исчезнут, то борейцы догадаются, что синегорцы каким-то образом уносят землю, и тогда работы по возведению земляных всходов на стены прекратятся, и Крас станет тогда думать над чем-нибудь иным и обязательно измыслит еще какую-нибудь каверзу.

«Время работает на нас, — рассуждал Владигор, — скоро борейцы съедят весь свой хлеб и приведенных с собой лошадей, сожгут деревья рощи. Голодные, замерзшие, не понимающие, почему не подвигается вперед работа, они передерутся между собой. И вот тогда я, выведя в поле дружину, дам им главное сражение. Пусть им помогает Крас, но нам, я знаю, поможет Перун!»

Между тем с каждым днем Гилун Гарудский становился все мрачнее. Днем он ходил близ огромных ям, из которых борейцы уже выбрали землю для насыпей, по ночам не раз отправлялся к стенам города, сам взбирался на насыпи. Он слышал, как один за другим рядом с ним опорожнялись мешки, как падали на землю камни, бревна, но насыпи оставались все той же высоты, не доходя и до середины стен. Однажды он даже сделал кинжалом глубокую зарубку на стене на уровне своей груди, но через два дня, придя ночью на насыпь, с великим удивлением увидел, что холм не поднялся ни на пядь, хотя и не уменьшился.

— Вожди! — обратился он к Грунлафу, Старко и Пересею на следующий день. — Происходит что-то непонятное! Каждую ночь борейцы вываливают на холмы по три сотни мешков с землей, не считая камней и бревен. Взгляните по сторонам — скоро нам негде будет пройти, повсюду ямы. Прикиньте, сколько из каждой вынуто земли. Ее бы хватило на то, чтобы сделать холм не меньше того, на котором стоит дворец Владигора. Но ведь насыпи не прибавляют в высоте? Что происходит — не понимаю!

Сразу же откликнулся Старко Плусский:

— А пусть ответ дает Грунлаф! Это он доверился мошеннику Кутепе. Думаешь, князь игов, я не заметил, сколь тщетны оказались попытки возвести холмы?

— Так позвать же этого проныру! — прорычал Пересей. — Сейчас он скажет, почему бесплодны оказались эти работы!