Месть валькирий

Клятва эта была серьезна. Раз дав ее, уже невозможно было ее нарушить. И там, в кустарнике, это отлично осознавали. Серые фигуры задвигались, сердито забормотали и сгинули. Напоследок одна из ведьм, кажется, Жыржа, высунулась из сирени по пояс и, размахнувшись, кинула что-то в его сторону.

– Отомс-с-сти за Йору! Отомсс-сти! – прошипела она.

Глава четырнадцатая. ВАЛЬКИРИЯ ВОСКРЕШАЮЩЕГО КОПЬЯ

Красивая девушка танцевала под цветущими яблонями. Мимо проходили доктор, философ и поэт.

– Она танцует, потому что ей восемнадцать лет. У нее здоровое сердце, прекрасный желудок и отличное кровяное давление, – сказал доктор.

– Она танцует, потому что весна и цветут яблони. Она сама как цветок! – сказал поэт.

– Она танцует, потому что глупа. Через двадцать лет она уже не будет так танцевать, а через шестьдесят ее похоронят под этими яблонями. Только яблони срубят еще раньше, – сказал философ.

И лишь суккуб, притворявшийся девушкой, ни чего не сказал. Он ухмыльнулся и ссыпал все три эйдоса в копилку. Ибо все трое полюбили девушку и пожелали продать душу, чтобы танцевать вместе с ней.

Притча мрака №1

Эссиорх примчался за Улитой рано утром. Разумеется, в саму резиденцию мрака он заехать не рискнул и ждал ее в одном из ближайших переулков.

Улита сразу выбежала к нему.

– Как ты поняла, что я здесь? – спросил Эссиорх после того, как у него перестали виснуть на шее.

– А то не поняла! У нас все стены тряслись от твоих нетерпеливых флюидов. Вы, мужчины, не умеете ждать! Опоздаешь минут на пять, а огребешь за все десять! – пояснила ведьма.

Эссиорх был не настроен шутить.

– Что с Дафной? – спросил он озабоченно. – Я поддерживал с ней постоянную связь, а сейчас не могу пробиться. Все как в тумане...

Улита рассказала ему, что случилось. Эссиорх помрачнел.

– Валькирии! – сказал он глухо. – Кто мог знать? Я же просил ее не высовываться, пока они все здесь!

– Она беспокоилась о Мефе.

– И напрасно. Этот эгоист сам способен о себе позаботиться, – отрезал Эссиорх. – И где он сейчас?

– Ищет валькирию. Мне нужен соскоб с копья, которым была нанесена рана, и щепка от древка, – ответила Улита.

– Ищет, говоришь? А вот это мы сейчас проверим!

Эссиорх закрыл глаза и поднял лицо к небу. Улита смотрела на его подрагивающие длинные ресницы. «Как у девушки! Тоже хочу такие. Взамен готова отдать пуд живого веса!» – подумала она.

Внезапно Эссиорх открыл глаза и строго взглянул на улиту. Та встревожилась, было, что он подслушал ее мысли, но – нет. Хранитель спешил сообщить ей нечто другое.

– Едем! Кого-то твой Мефодий уже нашел! – сказал он.

– Послушай, может, ты что-то объяснишь?

– Едем! – повторил Эссиорх нетерпеливо.

Сивка-Бурка взревел. Улита едва успела запрыгнуть сзади и обхватить Эссиорха за пояс. Несмотря на то, что момент был явно неподходящий, ведьма неожиданно развеселилась. «Какой смысл грустить, если от этого все равно никому не тепло, не холодно? Ну буду я рыдать в жилетку – и что? Даф от этого лучше станет? Или валькирия добровольно свалится в канализационный люк и прихлопнется крышкой?»– рассуждала она.

В результате всю дорогу Улита занималась самым женским занятием из всех возможных – дразнила Эссиорха.

– Поехали в Санкт-Питерсбурх! А, пуся? Ну что тебе стоит? Сделай своей девушке приятное! – предлагала она.

– Ты что там не была?

– Почему не была? – удивилась Улита. – Как-то мы ездили туда с Мамаем! Вообрази, он так ни разу и не вышел из машины. Настоящий идеальный технарь! Сложно поверить, что когда-то он был ханом. Сидел себе небось на коврике и дул кумыс. Ну поехали, а?

– Хочешь в Питер – телепортируй! – огрызнулся Эссиорх. Он как раз делал крутой поворот – такой рискованный, что можно было сорвать номер с грузовика, под носом у которого они пронеслись.

– Нет уж, сам телепортируй! На мотике! Я хочу всю дорогу прижиматься щекой к твоей кожаной спинке. А иногда закрывать тебе глазки ладошками.

– Вот так! Ой какие у тебя горячие щечки! Погрей мне ручки!

Байк завихлял по дороге.

– А-а, грешница невежественная! Я ничего не вижу! Мы же врежемся! – завопил Эссиорх.

Улита убрала руки.

– Невежественная грешница – это на вашем языке дура, да? Тогда я обиделась глубоко и надолго! – предупредила она.

– Лучше объяви мне бойкот минут на десять!