Месть в домино

— Далеко ли отель от полицейского участка? — спросил он, смирившись с тем, что какое-то время придется провести в номере. Что ж, отдых действительно не помешает.

— Рядом, — сказал лейтенант. — Собственно, нужно только перейти улицу.

— Ах, ну тогда… — Фридхолм позволил себе расслабиться и обратил, наконец, внимание на дорогу. Улицы здесь были гораздо шире, чем в Стокгольме, а движение более интенсивное. И еще Фридхолму показалось, что небо в Бостоне было немного не таким, как дома, в Швеции. Пожалуй, он не смог бы точно определить, в чем состояло отличие — и там голубое, и здесь, и облака там были, в общем, такими же, и солнце точно так же то скрывалось за белыми подушками, то появлялось, ослепляя лучами, но все равно это было другое небо, и, не умея выразить свои ощущения словами, Фридхолм знал, что здесь и мысли должны течь иначе, и потому надо будет приложить все усилия, чтобы не поддаться влиянию Стадлера и все-таки поговорить с этим русским, когда его задержат. Возникшую паузу нужно посвятить изучению улик… если, конечно, ему позволят это сделать.

— Прошу вас, майор, — сказал лейтенант, когда машина остановилась перед входом в отель — это было здание, построенное, скорее всего, в конце XIX века, приземистое, с колоннами, шесть этажей с балкончиками в каждом номере, дом вполне в европейском стиле, какие можно увидеть и в Стокгольме, ничего специфически американского, кроме, понятно, звездно-полосатого флага, свисавшего с длинного древка.

— Где, вы говорите, участок? — поинтересовался Фридхолм.

— Напротив, видите белый дом? — лейтенант кивком показал направление. Дом был действительно белым, но не с большой буквы, а совсем даже с маленькой — длинное, в квартал, двухэтажное здание без архитектурных изысков, просто коробка с окнами, такие дома строили для полицейских отделений во многих странах Европы, Фридхолму почему-то казалось, что в Штатах, где все делали по-своему, не пошли по этому пути, но, оказывается, и здесь не избежали стандартизации — впрочем, может, именно отсюда стандартизация и пошла?

— Отлично, — сказал Фридхолм. — Я оставлю чемодан, и вы проводите меня к старшему инспектору. Идет?

Лейтенант нахмурился, но промолчал.

На то, чтобы зарегистрироваться, получить ключ от номера и бросить чемодан в шкаф, у Фридхолма ушло двенадцать минут. Когда он вернулся к машине, лейтенант сидел рядом с водителем в той же позе, в какой Фридхолм его оставил. Должно быть, за это время он все-таки успел получить новые инструкции, потому что, увидев Фридхолма, вышел из машины, спросил «Все о'кей?» и, не дожидаясь ответа, пошел вдоль тротуара в направлении пешеходного перехода, до которого было довольно далеко — метров сто или больше. Все-таки масштабы в этом городе не такие, как в Стокгольме, — решил Фридхолм и поплелся за лейтенантом, ощутив вдруг необыкновенную усталость, будто организм только сейчас вспомнил о том, что восемь часов болтался в пустоте над облаками, а до того работал, изучал показания, осмысливал не очень понятную, но важную информацию, а после приезда мчался в машине и пытался понять разницу между небом Европы и Америки.

В полиции, заполнив на входе бланк, Фридхолм последовал за лейтенантом по лестнице — почему-то в подвал, а затем по длинному коридору к двери с надписью «оператор». Операторская, как и ожидал майор, оказалась большой комнатой без окон с двумя десятками дисплеев. Кто-то помахал им рукой из-за дальнего пульта, и, подойдя, Фридхолм обменялся крепким рукопожатием с коренастым мужчиной в новеньком, с иголочки, костюме, впечатление было таким, будто старший инспектор надел его впервые и еще не привык, иначе почему он то и дело морщился, поправлял пиджак и подтягивал рукава?

— Я думаю, коллега, — сказал Стадлер, когда лейтенант отошел, и они устроились перед экраном, на котором была показана карта автомобильных дорог к западу от Бостона, — я думаю, что дело можно считать законченным. То, что Бочкариофф сбежал, как вы понимаете, можно считать признанием, осталось получить это признание официально, что и будет сделано, как только мы этого типа найдем.

— Как это случилось? — спросил Фридхолм.

— Разбираемся, — недовольно отозвался Стадлер. — Утро Бочкариофф провел у своей подруги, русской певицы, она пела в вечер убийства. В холле было полно журналистов и наших сотрудников, они видели, как Бочкариофф вышел. А потом… В общем, его потеряли. Телефон свой Бочкариофф, естественно, отключил.

— А в вашем деле, — продолжал Стадлер без паузы, — как я понимаю, нет пока даже подозреваемого? И мотива вы тоже не обнаружили? И орудие убийства не найдено?