Месть в домино

Комнату с надписью «Густавсон, Зиммер, помощники режиссера» майор обнаружил в противоположном коридоре, пришлось пересечь сцену, пустую и гулкую в это время дня, можно было пройти и коридорами, но так, как объяснили ему, было короче. По дороге Фридхолм позвонил сержанту Бинкеру, обрабатывавшему сейчас на компьютере сотни полученных позапрошлым вечером показаний с целью выявить в них хоть какую-то систему, и попросил (нет, потребовал, приказал, хотя и был уверен, что сержант воспримет такой приказ именно как просьбу) выяснить, какой из городских мусоровозов вывозил мусор сегодня в начале восьмого со двора Национальной оперы, был ли этот мусор уже утилизирован, и если нет (вот счастье для сержанта!), то срочно этим мусором заняться, взять столько человек, сколько потребуется (можно подумать, что удастся наскрести больше трех), и найти бутафорский кинжал — в точности такой, какой лежит сейчас в криминологической лаборатории, попросите, Бинкер, чтобы кинжал вам показали перед тем, как…

Фридхолм постучал в дверь, услышал двойное «войдите» и обнаружил, что госпожа Густавсон в комнате не одна, там же развалился на диванчике мужчина, которого, не очень приглядываясь, можно было принять за великого Паваротти: та же необъятная фигура, та же борода с бакенбардами, и лысина похожая, и даже пот на этой лысине, хотя в комнате было совсем не жарко, а скорее даже очень прохладно.

— Майор? — вопросительно произнесла госпожа Густавсон, и только тогда Фридхолм ее узнал: естественно, он уже допрашивал ее той ночью, сорок три года, замужем, двое детей, в театре работает восемнадцать лет, в каждой поставленной здесь за это время опере есть большая доля ее участия (скорее, главная, если верить подтексту и намекам, которые она вкладывала в любую сказанную ею фразу).

— Доброе утро, госпожа Густавсон, — сказал Фридхолм, глядя, однако, не на помощницу режиссера, а на квази-Паваротти, рассматривавшего собственное отражение в одном из зеркал.

— Познакомьтесь, это мой муж Патрик, — сказала госпожа Густавсон. — Патрик, это майор… э-э…

— Фридхолм, городское управление полиции, расследую дело об убийстве Хоглунда.

— Бедняга… — пробормотал Паваротти… то есть Патрик и посмотрел, наконец, на майора, будто для этого надо было сначала быть представленным.

— Я на минуту, — продолжал Фридхолм, — и не хочу вам мешать. Мне сказали, что у вас я могу получить список хористов — только мужчин, — участвовавших в позавчерашнем представлении… то есть, репетиции.

— Конечно, — любезно произнесла госпожа Густавсон. — У вас есть бумага? Блокнот? Или что там полагается иметь полицейскому…

— Я не собираюсь вас допрашивать, — терпеливо сказал Фридхолм, — мне только нужен список.

— Я поняла! Я и говорю: берите бумагу и записывайте.

— То есть, вы…

— Майор, вы думаете, список я держу в ящике стола? Зачем мне это? Он у меня в голове.

Паваротти глупо захихикал, и Фридхолм подумал, что он, наверно, специально отрастил себе бородку и бакенбарды, знает, конечно, о сходстве и специально его поддерживает, есть такие типы, сами ничего собой не представляют, но, когда на улице их принимают за великого человека… да, так тоже можно самоутверждаться в жизни.

— К сожалению, — сказал Фридхолм, — у меня нет с собой бумаги, я рассчитывал…

— Да? — госпожа Густавсон подняла взгляд к потолку, показывая, что была о шведской полиции гораздо более высокого мнения. Если майор даже не имеет листка, чтобы записать информацию… Наверно, у него и ручки с собой нет тоже?

Фридхолм достал из внутреннего кармана свой «паркер» и присел к свободному столику — с зеркалом, конечно, — изобразив ожидание. Госпожа Густавсон копалась в ящиках в поисках чистого листа, но находила только исписанные, и в конце концов томный Паваротти подсказал:

— В самом нижнем, дорогая. Там несколько пустых листов из блокнота.

— Вам так хорошо известно содержимое… — с иронией в голосе начал Фридхолм, но господин Густавсон его перебил:

— Я бываю здесь чаще, чем Зейда, господин следователь. Она больше на сцене и за кулисами, а мне стоять трудно, я сижу тут и слушаю спектакль по радио. Я меломан, да. Но люблю на слух. Смотреть — нет. Все это на вид так фальшиво! А вот музыка — да. Голоса!

— Патрик, — сказала госпожа Густавсон, — майора не интересует твое мнение об опере. Вот, возьмите, — обратилась она к Фридхолму, — лист не совсем чистый, но на обороте достаточно места. Диктовать?

— Диктуйте, — сказал Фридхолм.

Номер 15. Монолог и дуэттино