Месть трефового короля

Велико же было мое удивление, когда из салона мадам Кренон, в сопровождении дородной дамы, вышел, опираясь на толстую трость, одетый в партикулярное поручик Петр Григорьевич Афоничев.

– Иван Александрович! Вы ли это?! Ей богу, велика Россия да мест в ней мало! – остановившись в пороге, распахнув руки, удивленно воскликнул он.

Я оставался сконфуженный нежданной встречей, и ответить не успел, как поручик продолжил, обращаясь к даме:

– Смотрите, душа моя, какого человека нам довелось в Москве повстречать! Это ж тот самый штабс-ротмистр Уваров! Это ж спаситель мой! Помните ли, душа моя, я рассказывал вам о том бое?

Дама мило улыбнулась, попыталась изобразить легкий реверанс.

– Виноват, не представил, – опомнился Афоничев. – Это супруга моя – Валентина Ермолаевна Раструбова. Да вы, пожалуй, знакомы. Она, душа моя, до войны в Ахтырке, где наш полк квартировался… интерес у нее там… был…

Поручик запнулся и оборвался вовсе. И было от чего: даму эту я действительно припомнил – содержала она бордель, к слову весьма популярный у гусар.

Я кивнул Афоничеву, дабы устранить смущенность его, – мол, продолжать не стоит – помню.

– Каким же ветром в Москве? – перевел разговор поручик.

– Из плена французского да излечения на водах воротился. Теперь вот новое назначение получил, в ожидании мундира квартируюсь, – ответил я так, потому как про особые поручения слово молвить было строжайше запрещено.

– Из плена значит. А ведь похоронили мы вас. Да-а-а, похоронили… – задумчиво проговорил Афоничев. – Князь Овечкин, да упокой Бог его душу, рассказывал, что самолично видел, как вас француз порубил… А оно вот как вышло – плен. А я-то все вразумить не мог, отчего ж это поместье ваше ни в наследство, ни в казну не отошло. А оно вон что… – поручик еще более призадумался, вроде не доверяя моему объяснению, потом брякнул смешливо: – Кормили-то, небось, лягушками?

– Порубил француз, да не насмерть, как видеть изволите. А кормили?.. да обычно кормили, – ответил я, ожидая новых расспросов о плене, а к ним я готов не был.

Афоничев вдруг закусил губу, взгляд его потупился на мгновенье, но, встряхнув головой, он, как будто собравшись, вернул себе нормальное состояние.

Веселость настроения с меня окончательно сошла, и выглядел я теперь истуканом перед ними. Вдруг стало мне неловко от нечаянной встречи со знакомцем; оттого, что бравый гусар, неугомонный ера женился на хозяйке борделя, – чего я никак не мог ожидать. Да и контузия, похоже, чрезвычайно сказалась на приятеле моем. А еще в душу закрались неясные подозрения, оттого что на моей памяти Афоничев с Овечкиным знакомы не были. Да и сам я встречал князя лишь на войне, уж после случая, о котором поручик вспоминал. Сам-то Афоничев контуженый в голову да картечью по ногам побитый в тыл отправлен был.

– А что, простите, князь? Погиб? – осведомился я.

– Покончил с собой, – спокойно, точно отрапортовала мадам Раструбова.

– Да, – подтвердил поручик. – Весьма странный случай, скажу я вам… – начал он, но был оборван супругой:

– Да что ж тут странного?! Ведьма она! Ведьма и есть!

– Позвольте сударыня, вы о ком? – недоумевая, спросил я.

– В карты он проигрался, – цыкнув на жену, продолжил Афоничев. – К нам в Печенеги иноземец прибыл…

– Так вы в Печенеги перебрались?! – невольно воскликнул я.

Уж не ожидал я такого поворота, ведь именно в Печенегах был расквартирован мой новый полк, именно туда мне надлежало прибыть по окончании отпуска.

– Да, у Валентины Ермолаевны интерес там… а я уж при ней… в отставке я по ранению… – замялся Афоничев.

– Так выходит, и князь в уланском полку служил? – высказал я догадку.