Серегил обладает хорошими способностями, к тому же он страстно хотел учиться. Но через несколько месяцев обнаружилось, что что-то не так. Он постиг основы с легкостью, которая радовала нас обоих, но как только мы попробовали перейти к магическим наукам более высокого уровня, все пошло как-то наперекосяк.
Нисандер покачал головой, погрузившись в воспоминания.
— Сначала дело было просто в том, что заклинания не срабатывали, а если и срабатывали, то совершенно неожиданным образом. Если он пытался передвинуть, не прикасаясь к ней, какую-нибудь вещицу, например, солонку, — она переворачивалась. Он пытался снова — и соль вспыхивала ярким пламенем. С третьей попытки солонка могла полететь мне в лицо. Однажды он попробовал простенькие чары, вызывающие посланца, — и через пять минут все пауки, сороконожки и уховертки, какие только обитали поблизости, хлынули в нашу дверь. После этого мы стали проводить занятия на свежем воздухе.
При попытке левитировать он снес целую купу деревьев в парке. Когда он хотел позвать какое-то безобидное существо, кажется, бабочку, лошади в конюшне сходили с ума в течение часа. Дело дошло до того, что, если в Ореске случалось что-то необычное, винили в этом нас.
Ох, как же мне было обидно! Ведь несмотря на все неудачи и разрушения, я-то знал: в нем есть сила. Я ее чувствовал, даже когда не чувствовал сам Серегил. Ему все-таки иногда удавалось добиться результата, но это было так непредсказуемо! Бедный Серегил совсем пал духом. Я видел, как просто попытка зажечь свечу довела его до слез. Потом случилось так, что он превратил себя в кирпич.
Алек, который как раз в этот момент пригубил вино, поперхнулся и расхохотался. Он знал, что смеяться не следует, но вино сделало свое дело, и он никак не мог остановиться. Все рассказанное Нисандером так не соответствовало тому Серегилу. которого он знал!
Нисандер сокрушенно покачал головой:
— Тот обряд, который он тогда совершил, применяется для превращения в другое существо, и обычно я помогал ему. Но тут он настоял, чтобы сделать все самому — и в результате стал кирпичом. Насколько я помню, он хотел превратиться в лошадь. Во всяком случае, вспышка, которой обычно сопровождается превращение, была, а потом последовал удар — и все: у моих ног лежал обыкновенный кирпич.
Алек, зажав рот рукой, пытался сдержать смех; в результате он так трясся, что вся кровать заходила ходуном и Серегил зашевелился под одеялом.
— Нет-нет, Алек, не вставай: Серегилу полезно чувствовать твою близость. — Нисандер ласково похлопал Серегила по плечу. — Ты, милый мой, никогда не любил вспоминать тот случай. Ах, Алек, теперь мы можем смеяться, но уверяю тебя, тогда нам было не до смеха. Вернуть изначальный облик человеку, который сам превратил себя в неодушевленный предмет, чрезвычайно трудно. Мне понадобилось два дня, чтобы расколдовать его! Я знал, что нам следует на этом остановиться, но Серегил умолил меня дать ему еще один шанс. И он его использовал: отправил себя в другую плоскость.
— Другую плоскость? — икнул Алек, вытирая глаза.
— Это как попасть в другую страну или другой мир, за тем только исключением, что другие плоскости не существуют в нашей реальности. Никто на самом деле не понимает, что они собой представляют, известно лишь, что они существуют и в них можно попасть. Однако там подстерегают опасности, и оттуда трудно вернуться. Если бы я не был рядом, когда Серегил это сделал, он там бы и остался. Вот тогда я и сказал: все.
Нисандер снова посмотрел на Серегила, и теперь на его лице уже не было веселья.
— День, когда тебе, мой мальчик, пришлось снять одежду ученика, был самым печальным в моей жизни. — Маг сделал глоток из кубка и продолжал: — Видишь ли, Алек, поскольку мы лишены возможности иметь детей, мы часто привязываемся к ученикам, как к собственным сыновьям. Мы передаем им свои знания и умения, и они несут память о нас в то будущее, где мы уже не существуем. Так это было между моим старым учителем и мной, и поэтому потерять Серегила было мне так же тяжело, как потерять любимого сына.
— Но ведь ты же на самом деле не потерял его, правда?
— Нет. Как потом выяснилось, я оказал большую услугу нам обоим, не позволив ему продолжать упражнения в магии до тех пор, пока он не погиб бы. Эта неудача заставила его найти свое истинное призвание. Но он тогда надолго покинул Римини, и я не знал, увижу ли его еще когда-нибудь. Когда же он вернулся, оказалось, что он далеко продвинулся к тому, чтобы стать тем, кем является теперь.
— Кем бы он ни являлся, — вздохнул Алек.
— Разве ты не знаешь?
— Я не уверен. Я хотел бы понять это — чтобы лучше понимать, чему он пытается меня научить.
— Очень разумный подход. И я уверен, что, когда Серегил будет к этому готов, он объяснит тебе все гораздо лучше, чем смогли бы мы с Микамом Теперь же я скажу тебе только, что и Серегил, и Микам — наблюдатели.
— Наблюдатели?
— Шпионы, если хочешь. Никто из них никогда не говорит об этом, даже друг с другом. Но поскольку я — глава наблюдателей, я могу дать тебе некоторые пояснения.