Месть Спящей красавицы

Нет, неубедительно. После смерти Эльзы отец оставался наследником. Куда же проще!

Или условия завещания каким-то образом лишали Сафронова денег, если бы с Эльзой случилось что-то?

Интересно, сама Эльза, та, которая сейчас ею числится, знает что-нибудь об этом?

Саша полез за телефоном, набрал ее номер. Девушка ответила почти сразу же. И он снова прислушался к себе. Нет, никаких воспоминаний. Ничего не дрогнуло. Может, он не так одержим был идеей найти Настю, давно смирился с потерей, поэтому и не искал никаких совпадений? Игнатьев искал, надеялся, не верил в смерть своей дочери, поэтому, увидав впервые Эльзу, расплакался? Показалось, что она напоминает ему его повзрослевшую дочь?

Господи! Это даже не фантастика, это что-то еще.

– Саша? – она вдруг всхлипнула. – Снова вы?

– Да. Вы плачете? Что-то случилось?

И впервые, черт, впервые у него забыто тревожно ухнуло сердце. Как если бы волновался за родного, самого любимого человека.

– Отец… Он просто неузнаваем, – пробормотала она. – Я его просто не узнаю!

Еще бы! Он вообще не отец, возможно! И узнать бы ты должна, по идее, другого человека, который сейчас храпит в кресле в его гостиничном номере. И его – Саню – должна была бы узнать. Но…

Но лучшие спецы зарубежья столько времени работали над ее памятью. Так гнусно избирательно удаляли из нее все, что ее теперешнее заявление нельзя воспринимать всерьез.

И все равно спросил:

– Вы принимаете свои таблетки, Эльза?

– Нет. Отец сказал, что не надо. И Андрея Сергеевича уволил. Я же вам говорила, Саша, – мягко упрекнула она. – В доме никого, кроме меня и отца, нет.

– И как вы себя чувствуете? Без них? Без таблеток? – и снова начало щемить в груди, тревожно. – Ничего не вспоминаете?

– Про Ольгу? – уточнила она. – Нет. Ничего. Моя память – чистый лист. Сны, правда, стали часто сниться. Раньше почти ничего не снилось. Засыпала, как в яму падала. А сейчас все время снится.

– Что?!

Он прислонился к мокрой стене бетонного забора, нервно дернул шеей. Вот сейчас она скажет, что видит во сне его. Видит другим, много моложе. Видит, как они катаются на его снегоходе и…

– Снег… Много снега. И холод. Так холодно. Отец рассказывал, что было холодно, когда Оля… И шел снег. Просто метель была…

Саша тяжело вздохнул. Нет, чудес не бывает. Всю оставшуюся жизнь она будет повторять и помнить то, что ей внушили.

– Эльза, почему вы плакали? Отец обидел вас? Накричал?

– Он… Он меня ударил! – всхлипнула она. – Не больно, нет. Обидно! Такого раньше не было.

– Ударил?.. А что? Что случилось? Причина его рукоприкладства? – заговорил он как под протокол.

– Я отказалась подписывать какие-то бумаги, сказала, что мне надо с ними ознакомиться. Почитать. Я просто назло ему так сказала. Чего он меня никуда не пускает, а?! Я же не пленница, в конце концов! А он рассвирепел. И по щеке, пальцами. Не больно. Очень обидно. И бумаги забрал. Сказал, что обойдется без меня. И запер, Саша! Он меня запер в моей комнате!

– А где он сейчас?

– Кажется, уехал. Я слышала, машина отъезжала от дома. Но мои окна выходят на другую сторону, я не могла видеть. Но его не слышно в доме. Кажется, он уехал.

– Все, успокойтесь! – прикрикнул на нее Саша, потому что девушка расплакалась. – И ответьте мне… Я смогу незаметно от охраны пройти в дом?

– Я… Я не знаю…

– Эльза! Прекратите! Вы вывели одурманенного Егора Ганьшина за ворота под носом у всех! Как?! Как вы это сделали?!

– Ага… Точно… – ее голос вдруг сделался совсем другим, спокойным, не плаксивым, мало похожим на голос Эльзы, отдающий мягкой жеманностью. – Я позабыла про Егора! Столько всего произошло! Слушайте, Саша…

Он почти бегом возвращался к гостинице. Надо срочно будить Игнатьева, уже темно! Вечер почти! Потом отоспится.

– А! Чего орешь?!

Игнатьев, когда он толкнул его в плечо, резко дернулся, бешено поводил вокруг себя вытаращенными глазами, может, забыл, где он. Шевельнулся в кресле, зашуршав туристическим одеянием, и снова повторил:

– Чего орешь-то?!

– Надо ее спасать! – срывающимся голосом выпалил Саша и заметался по номеру, начав переодеваться. – Отец запер ее в комнате. А перед этим ударил!

– Гад… – скрипнул зубами Игнатьев, встал и шагнул к двери. – Ты долго еще?

Саша обернулся на него от шкафа. Нормально? Он, получается, задерживает? Но не стал ничего говорить. На гостя было страшно смотреть. Волосы всклокоченные, щетина густая, одежда мятая. Взгляд – как у психически нездорового человека. Не перепугать бы девушку таким спасателем.

– Может, причешетесь? – он протянул ему расческу с туалетного столика возле кровати.

– Не до марафета! – отвел резко тот его руку и схватился за дверную ручку. – Он убьет ее, если мы опоздаем. Убьет…

Глава 23

Зачем Сафронову понадобилось навещать старое кладбище, он не знал. Просто по странному наитию, в каком-то забытьи свернул с дороги в сторону каменной арки. И через пару минут уже тормозил возле домика сторожа. Тот, увидав или почуяв его приближение, тут же выскочил на улицу в одних трениках, босой, без рубахи. Согнулся в поклоне, оскалился, закивал.