Сикоракса остановилась, мелко дрожа, у неглубокой, будто незаконченной, траншеи. Три сцепленных в смертельном объятии трупа лежали на дне. Англичанин и два француза. Шарп обнажил палаш и огляделся. С артиллеристами было покончено, и фузилёры обыскивали тела врагов, но слева, шагах в семидесяти, к захваченной батарее уже спешил пехотный батальон. Заметил опасность, кроме Шарпа, только Фредериксон. Он развернул стрелков на пути французов, однако зелёных курток было слишком мало, чтобы воспрепятствовать продвижению целого батальона. Если рассеявшихся фузилёров не собрать в кулак, их передавят поодиночке, как кутят.
— Поротно стройсь! — орал Шарп, плашмя колотя солдат палашом, — Поротно!
Он наткнулся на очумелого майора.
— Вы командуете?
Майор непонимающе воззрился на Шарпа:
— Командую?
— Таплоу мёртв.
— Спаси, Господи!
— Соберитесь, чёрт бы вас побрал! Нас сейчас атакуют!
— Кто?
Шарп указал влево, где французы запнулись, чтобы примкнуть штыки. Через полминуты они будут здесь. Кричал Шарп не напрасно. Кое-кто из красномундирных сержантов обратил внимание на подступающего противника, и теперь они пинками сгоняли подчинённых в кучу. Однако Шарп знал, что они не успеют. Люди покойного Таплоу слишком увлеклись местью и грабежом. Уже через несколько минут враг вновь овладеет батареей и чёртовы пушки заговорят вновь. Шарп проклял себя за то, что не допетрил бросить в седельную сумку молоток и десяток гвоздей. Заклепать орудия было нечем.
Неожиданно позади грохнул дружный залп. Шарп оглянулся и лицо его посветлело. В дыму слева показались ряды хайлендеров, посланных Нэном. Их залпы пришлось по правому флангу развёрнутого к батарее французского батальона. Вражеский строй смялся.
Шарп нашёл давешнего майора:
— Стройте батальон!
— Как? Я же не могу…
— Можешь! Живо! Под трибунал захотел?!
У копыт Сикораксы хрипел исколотый штыками артиллерист. Красномундирники пили из кадки, в которой пушкари мочили банник, чёрную от гари воду. Раненый фузилёр привалился к череде защищавших пушки габионов. Внезапно одна из набитых землёю корзин разлетелась под ударом ядра. Французские батареи выше по хребту гребня начали обстрел захваченных позиций.
— Шевелитесь, майор! — бросил Шарп, — Стройте людей и пристраивайтесь за шотландцами. Теперь вы в резерве!
Не дожидаясь реакции майора, Шарп погнал Сикораксу вслед хайлендерам. Слева, за вторым английским батальоном Нэна, наступала другая бригада. Оборона французов была вскрыта. Вскрыта, но не проломлена.
Шарп проскакал мимо убитого стрелка, с облегчением отметив, что это не Харпер. Наступление бригады Нэна пока развивалось удачно. Гренадёрская рота шотландцев, ведомая офицерами с тяжёлыми мечами-клейморами и сержантами, выбила французов из очередного окопа. Спасающихся врагов проредили стрелки Фредериксона. Два волынщика, равнодушные к окружающему их ужасу, сосредоточенно играли на своих инструментах. Было что-то потустороннее в этой музыке, думал Шарп, словно неуспокоенные души тысяч погибших за свободу шотландцев взывали к потомкам, наполняя их гордыней и неистовством, а сердца их противников — ужасом.
Лошадь с окровавленной гривой и пустым седлом бесцельно мчалась через французские позиции.
— Таплоу мёртв. — доложил Нэну Шарп.
Нэн помолчал:
— Обедня грубияну не слишком помогла. Земля ему пухом.
Соседняя бригада штурмовала один из малых редутов. Его валы затопила британская и португальская пехота. Поднимались и опускались штыки. Атака, чуял Шарп, перешла в ту фазу, когда озверевшие солдаты превратились в неуправляемую толпу, обуянную жаждой убийства и движимую единственным порывом: вперёд! Победа сейчас зависела от того, насколько силён этот запал.
Шарп потерял чувство времени. Страх истаял, как таял всегда перед лицом непосредственной опасности. Бойцы Нэна шли, кровью платя за каждый пройденный метр. Дым густел. Распростёртые тела отмечали места падения гранат и разрывов дальней картечи. Увечные стонали, плакали, ругались или тихо отходили в мир иной. Хаос пришёл на смену порядку. Строгие ряды батальонов распались на отдельные группы, попеременно вырывающиеся вперёд. Одиночки прибивались к таким группам или прятались, или вовсе драпали в тыл. Иногда в дыму мелькали стяги. Порой дружный крик знаменовал взятие траншеи. Конно-артиллеристы вылетали из клубов дыма, споро разворачивались, палили наобум и вновь исчезали в дыму.
Натиск выдохся. Вражеская артиллерия, притихшая было после первого успеха наступающих, теперь терзала их с удвоенной силой. Кучки бойцов по одной приникали к земле, и поднять их в атаку не смог бы ни Нэн, ни сам Господь Бог. К счастью, уловив заминку и верно её истолковав, командование дивизии послало в бой бригаду резерва. Свежие полки бодро маршировали мимо трёх поредевших батальонов Нэна.
По щекам пожилого шотландца текли слёзы, то ли от горечи непомерных потерь, то ли от гордости за своих людей, за мужество их, за доблесть.
— Поздравляю, сэр. — сказал Нэну Шарп, — Мы довольно далеко продвинулись.
— Не так далеко, как должны были. — закряхтел Нэн и прислушался, — Ого! Кому-то достаётся!