Месть самураев

– Это мы узнаем в столице.

– Ничего не понял! – воскликнул Натабура и, опустив руки, сел на лавку.

Все было кончено. Жуткое чувство отчаяния охватило его. Кими мо, ками дзо! Он казнил себя за недальновидность. Однако что-то ему подсказывало – Юка совсем не там, куда они собрались идти. Это непонятное чувство родилось в тот момент, когда они читали письмо. Он видел то, что невозможно увидеть: дорогу в горах и Юку, но почему-то в странном одеянии, которого она никогда не носила, и кожа у нее была почему-то белая. Еще он подумал об учителе Акинобу. Он все сделает, подумал Натабура. Все, что сможет. Я верю в него. Все это были отдельные знаки, и он не мог сложить их в единую картину, не понимал их значения и не видел сути происходящего.

– Я думаю, что все это каким-то образом связано с Камаудзи Айдзу. Вдруг капитан Го-Данго готовит заговор?! – Язаки сам испугался того, что произнес. Обычно все заговоры в этой стране кончались массовыми казнями. Самураев заставляли сделать сэппуку, а простых крестьян распинали на крестах, и Язаки не хотел последовать ни за теми, ни за другими.

– Нам только не хватало еще заговора! – в сердцах воскликнул Натабура.

– Да… – согласился Язаки. – А где учитель Акинобу? Я думаю, он с ней!

– Учитель Акинобу наша единственная надежда, – согласился Натабура. – Найдем учителя, найдем и Юку. Я думаю, они вместе.

Когда они уже вышли за околицу и невольно оглянулись, то увидели, как из леса метнулись тени – это возвращаются крестьяне, напуганные небывалыми событиями в деревне.

***

В ту ночь Акинобу не спал. Он единственный не пил сакэ. Что-то ему подсказывало, что грядут необычные события. Какое-то странное ощущение скверны витало в доме старосты – словно за выпивкой и болтовней скрывалась мерзкая, гнилая тень предательства. Только она выглядела безадресной, и он не знал, откуда она придет, в каком обличие, с какой целью, и с сомнением поглядывал на капитана Го-Данго. Весел и хлебосолен он был. Стол ломился от деревенских яств. Однако нет-нет да проскакивала в голосе капитана трезвая нотка, а взгляд оставался ясным и твердым. Поэтому и не пил Акинобу, ограничившись чаем, да между делом подремывал, почему-то зная, что ночью спать не придется и что ему нужна свежая голова и крепкое тело. Он полагал, что и Натабура не напьется. Но не узнавал его в тот вечер – не то чтобы Натабура перебрал, но, очевидно, утратил контроль над ситуацией. Должно быть, кто-то из Богов смущает Натабуру. Делает его непохожим на самого себя. Если бы только Акинобу догадался, если бы он хорошенько пригляделся, то в самом темном углу дома, куда едва проникал свет, за сдвинутыми ширмами обнаружил бы маленькое отверстие, из которого порой вылезал демон смерти Кадзан и посылал в сторону Натабуры пассы, тем самым ослабляя его волю.

Еще больше насторожило Акинобу то обстоятельство, что их всех уложили на ночь в разных помещениях: Натабуре с Юкой предоставили дом в центре, Язаки увели куда-то на окраину, а сам Акинобу лег спать в жилище помощника старосты. Казалось бы – это знак уважения, принятый для особо почетных гостей. Действительно, в доме помощника старосты был накрыт стол. А когда Акинобу разделся, чтобы улечься в постель, в дверь тихонько поскреблись, и явилась юдзё, в которой Акинобу с удивлением узнал молодую женщину с кукольным лицом – родственницу старосты, которая прислуживала у стола.

– Я пришла сделать массаж, – сказала она и откинула воротник кимоно, обнажив белую шею и волнительную ложбинку на горле. – И остаться на всю ночь…

А она хороша, подумал Акинобу, так же, как и ее совершенное по форме кукольное лицо. Только оно слишком неподвижное. У меня давно не было женщины. Возможно бы, при других обстоятельствах я бы воспользовался случаем. Но в рукаве у этой девицы спрятана тонкая игла с каплей яда. Ему даже стало весело от этой догадки.

– Ладно, – согласился он. – У меня как раз затекла спина от долгого сидения.

Он даже прочитал ее мысли: 'Если не уснет, – думала она, – тогда я применю иглу. Так мне приказано'.

– Как тебя зовут? – спросил Акинобу.

– Ёко, – опустила она глаза, пряча в них сухую слезу ненависти.

– Делай быстро массаж, я хочу спать.

Акинобу притворился капризным стариком.

– Как прикажете, мой господин.

Акинобу скинул рубаху и лег на живот. Ёко достала из пояса флакон с маслом чилима и принялась за дело.

– Господин, несмотря на возраст, у вас красивое тело.

– Да, я всю жизнь провел на ногах.

– Неужели это укрепляет тело? – удивилась Ёко, наливая в ладонь масло чилима, в которое было добавлено несколько капель дой.

– Это делает тебя прозорливым, – хотел сказать Акинобу, но промолчал, потому что девушка пришла, чтобы при случае обмануть его.

Может быть, мне и не понадобится игла, с облегчением подумала Ёко. Больше всего она боялась не смерти незнакомого человека, а гнева дяди, который строго-настрого приказал удержать Акинобу до третьих петухов.

– Это укрепляет дух, – ответил Акинобу.